— Еще бы! После всего, что я для него сделала. Я былаполностью ему предана! Мирилась с его придирками…

А он принял на службу эту маленькую шлюшку. Если бы она хотябы хорошо работала, но она даже не умела печатать на машинке. Эта девка обвелаего вокруг пальца и…

— И вы устроили сцену?

— Никакой сцены я не устраивала! Я просто сказала ему, чтоесли он хочет иметь любовницу, то должен держать ее в квартире, а не в офисе,подвергая опасности бизнес. Я добавила, что если старшим секретарем буду я, тоон должен дать это понять маленькой потаскушке, у которой хорошенькое личико ифигурка, но не мозги, чтобы указывать мне, что я должна делать.

— Поэтому он вас уволил?

Хелен заплакала.

— Он вас уволил? — настаивал я.

— Уволил, черт бы его побрал! — всхлипывая, ответила она.

— Так-то лучше, — промолвил я. — Значит, вы пошли к миссисЭндикотт. О чем вы ей сообщили?

— О том, что произошло. Карл Эндикотт отправил Джона Энселаи еще одного человека в джунгли Амазонки, прекрасно зная, что посылает их наверную гибель. Он хотел избавиться от них обоих.

— Когда вы об этом узнали?

— Незадолго до разговора с миссис Эндикотт.

— Почему так поздно?

— Потому что… потому что я не позволяла себе дажесомневаться в порядочности моего босса.

— Как вы узнали о том, что их ожидало на Амазонке?

— Другая экспедиция раньше была послана в те же места. Всехее участников убили, и Эндикотт об этом знал.

— Откуда?

— Экспедицию отправила другая нефтяная компания, и Эндикоттполучил о этом информацию.

— Как?

— Письменно.

— И где это письмо?

— Полагаю, в его архиве.

— Вы не забрали его с собой, когда уволились?

— Нет, и жалею об этом.

— И у вас нет фотокопии?

— Нет.

Значит, вы никак не можете доказать то, что знаете?

— Только тем, что я видела письма. Я отпечатывала некоторыеего запросы.

— Эндикотт заключил с вами какое-нибудь соглашение, когдауволил вас? Относительно компенсации?

Почему он должен был это делать?

— Да или нет?

— Нет.

— Вы живете на ваше жалованье?

— Я — трудящаяся девушка.

Я окинул ее взглядом. Шесть лет назад она, наверное, былалакомым кусочком. Тогда ей было двадцать девять, а сейчас — тридцать пять.Впрочем, печатала она виртуозно.

— Было бы скверно, если бы эта история вышла наружу, —заметил я.

— В каком смысле?

— Боссам не нравятся секретарши, которые, разозлившись,ходят к их женам и рассказывают им о делишках мужей.

Она задумалась, а я посмотрел на часы.

— Мне пора бежать, Хелен. Я занимаюсь убийством Эндикотта, иу меня работы невпроворот. Было очень любезно с вашей стороны уделить мневечер.

— Спасибо за чудесный обед, Дональд, — сказала Хелен.

Она проводила меня до двери. Я поцеловал ее на прощанье, ноот этого поцелуя было мало радости. Хелен была занята своими беспокойнымимыслями.

Мэр Тэбер был человеком лет пятидесяти пяти, с тяжелымподбородком, толстыми губами, холодными серыми глазами и привычкой говоритьнастолько быстро, что слова походили на пулеметные очереди.

Купер Хейл был низеньким, полным и тихим человечком. Онокинул меня внимательным взглядом и отвернулся.

Берта представила нас, и мы обменялись рукопожатиями.

— Эта огласка весьма некстати, — заговорил Тэбер. — Какбудто она исходит из вашего офиса. Не знаю, что у вас за источники информации,Лэм, и знать не хочу. Но газеты намекают, что городская администрацияСитрес-Гроув позволяет каким-то дурацким зональным тарифам стоять на путипрогресса. — Он помолчал, глубоко вздохнул и затарахтел снова: — Мне это ненравится. Так дела не делаются. Если у вас есть какие-то законные претензии кгороду, приезжайте в Ситрес-Гроув и изложите нам их. Не знаю, чего выдобиваетесь. Мне известно, что вы замешаны в деле об убийстве Эндикотта, и хотяя не готов к публичным обвинениям — пока что, — у меня не выходит из головы,что тут есть какая-то связь.

— Вы имеете в виду, что моя информация лжива? — спросил я.

— Конечно, она лжива!

— А как же насчет взноса на избирательную кампанию Кроссета?

— Это очень неприятная история. Я близкий друг Кроссета,уважаю его и восхищаюсь им. Он человек безупречной честности и высочайшихморальных принципов, поэтому любое пятнышко на его репутацию кажется ему кучейгрязи. Я очень огорчен, что это произошло.

— Кроссет тоже, — заметил я.

— Его ведь уполномочили принимать взносы, полагаясь на егодобросовестность.

— Не сомневаюсь.

— Тогда зачем раздувать эту историю?

— Кроссет сложил с себя эти обязанности, не так ли?

— Да.

— Почему?

— Потому что, как я вам уже объяснил, у него слишком высокиеморальные принципы.

— А как насчет других?

— Каких других?

— Которые тоже получили по две тысячи долларов на ихпредвыборную кампанию?

— Вам известно, что кто-то еще получил деньги?

— Насколько я понял, еще один член городского совета заявил,что принял такой же вклад.

— Ну и что в этом дурного?

— Ничего.

— Тогда зачем это затевать?

— Я ничего не затеваю.

— Но вы задали вопрос.

— Я просто пытаюсь ознакомиться с ситуацией.

Хейл повернулся и поднял на меня взгляд.

— В конце концов, — заметил он, — ваше положение тоже можетоказаться не таким уж неуязвимым, Лэм.

— В каком отношении?

— Во многих.

— Назовите их.

— Я не обязан это делать.

— Ну хотя бы одно.

— Я просто сделал заявление.