Стук повторился, и я едва ли не бегом достигла двери. Догадывалась, что приехал мой несостоявшийся ухажер, не хотелось заставлять его ждать.

– Добрый день, – Аррель улыбнулся с теплотой во взгляде.

Я поздоровалась с ним и мужчиной, что стоял чуть позади Арреля. Второй гость был низкого роста, с округлым животом и седыми волосами. Он не был стар, может, от силы лет пятидесяти, но тем не менее, шевелюра на голове уже превратилась в серебристую паклю.

– Познакомьтесь, это господин Кенион, королевский представитель городского дела. Айер, это Анна, моя подруга.

Мы обменялись с господином Кенионом поклонами.

– Проходите в дом, – спохватившись, отступила, приглашая мужчин внутрь. – Предложить вам чаю?

– С удовольствием, – ответил Айер.

Я проводила мужчин на кухню, так как только там был удобный стол. Пока готовила чай, господин Кенион и Аррель вполголоса обсуждали мой дом. Айер говорил, что ему нравится месторасположение будущей пекарни, но волновался из-за близости еще одной, а Аррель только отмахивался.

– Прошу, чай, – поставила чашки на стол и заняла место рядом с Аррелем.

– Документы мы подготовили, прочтите и, если согласны с условиями, поставьте внизу подпись, – господин Кенион протянул мне лист бумаги, а из чемоданчика, который принес с собой, вытащил чернильницу и перо.

Я пробежалась взглядом по ровным строчкам и, не увидев ничего непонятного, подписала. В документе говорилось все то же самое, о чем мне уже сообщал Аррель – я беру столько-то, отдаю столько-то. С единственной поправкой – Аррель увеличил срок возврата долга с двух лет до пяти.

Звякнули монеты, переключая мое внимание с договора на бархатный мешочек. Аррель положил его передо мной, развязал тесемки и показал содержимое.

Сказать, что у меня дыхание перехватило в тот момент – не сказать ничего. Куча золота блестела так сильно, будто каждую монетку до этого почистили зубным порошком.

– Пересчитайте, Анна, – посоветовал господин Кенион.

Я вытащила первую монетку и положила на стол. Следом за ней вторую, третью… Вскоре передо мной стояло двадцать башенок.

– Ровно, – кивнула я, возвращая монеты в мешочек. – Спасибо, Аррель. Не знаю, что бы я без вас делала.

Господин Кенион отхлебнул чаю, спрятал документ в чемоданчик и поднялся с места.

– Что ж, если все в порядке, то я пойду.

– И я должен уехать, – вылез из-за стола и Аррель. – Я обязательно заеду через несколько дней, или, если вам понадобится помощь, отправьте письмо с посыльным в дом Арреля Коваль.

Я для себя решила, что больше не стану просить его о помощи, и так много для меня сделал, но пообещала, что непременно дам знать, если понадобится. Проводила гостей и, вернувшись на кухню, еще раз пересчитала монеты.

– Ограбила кого? – раздалось за окном.

Я, вздрогнув, случайно смахнула несколько монет на пол, и те со звоном покатились по углам.

– Тиммион! Прекрати подкрадываться! Аррель приезжал, ты же видел.

Сосед уперся локтями в подоконник, со скукой наблюдая за тем, как я ползаю по полу, собирая золото.

– Обед через час, – сказала я многозначительно, подбирая последнюю потерянную монету.

– Я хотел отдать тебе кое-что.

Тиммион произнес это тихо, и было в его голосе что-то такое, что заставило меня поднять взгляд. На подоконнике лежал серебристый колокольчик. Немного потертый, но все еще очень миленький.

– У моей матери когда-то была цветочная лавка. Отец не относился серьезно к ее занятию, насмехался, а иногда и угрожал закрыть лавку. Говорил, что замужней женщине не следует работать, что она ставит в неловкое положение всю семью. Но когда она заболела, он подарил ей этот колокольчик.

– Для чего он? – я взяла колокольчик в руки. Металл все еще хранил тепло ладоней Тиммиона.

– Он стоял на прилавке, чтобы посетители могли позвонить, если никого нет в зале.

– Он не был новым? – указала я на потертости.

– Моя мать болела почти десять лет, и все это время лавка работала. А когда умерла, я уехал из дома, чтобы открыть свою кузницу, и забрал его с собой. Колокольчик мне не нужен, я хранил его как память. Но мне кажется, мама хотела бы, чтобы он не пылился в коробке. Возьми его, поставь на прилавок, и пусть он служит в твоей пекарне.

История, рассказанная Тиммионом, заставила мое сердце сжаться. Я не знала, как реагировать – посочувствовать ли? Или, может быть, отказаться от подарка?

– Я не могу его принять. Это ведь память о твоей матери, Тиммион…

– Возьми, пожалуйста. Пусть эта вещица приносит пользу.

– Хорошо, – кивнула, прижимая к груди колокольчик. – Прилавка у меня пока нет, но надеюсь, что ты поможешь мне с этим. Аррель дал мне денег на открытие, думаю, хватит и на мебель.

– У меня невысокие цены, – улыбнулся Тиммион. – Я приду на обед и сразу после застеклю окно в твоей гостиной. Что скажешь, если мы установим на него железную решетку?

– Было бы здорово, – вздохнула я. – Боюсь, как бы еще кто не вспомнил, что Карла ему что-то должна.

Сосед ушел, оставив меня в растерянных чувствах. Повертела в руках колокольчик, думая о матери Тиммиона. Интересно, какой она была? Наверняка очень хорошей и доброй женщиной – вон как сына воспитала. Тиммион вырос настоящим мужчиной, добросердечным и трудолюбивым. От него не услышишь плохого слова, не увидишь самодовольного выражения лица. Мне помогает, работу дал. Малыша Джейми ругал совсем как родного, но при этом не оставил в беде, увел в свой дом и использовал свои мази. А они здесь не в аптеках продаются, насколько я понимаю. Но что за чудовище отец моего соседа? Как можно угрожать собственной жене только из-за того, что она хотела заниматься любимым делом?

Колокольчик я спрятала до лучших времен в шкафу на кухне. Когда поставлю в гостиной прилавок, обязательно буду им пользоваться в память о женщине, которая вырастила добропорядочного гражданина и не сдалась под натиском мужа-тирана.

До самого вечера я занималась тем, что пыталась представить, как будет выглядеть моя пекарня. Я даже выходила из дома, а после возвращалась, но так, будто я в нем не