они просчитались. Принцы и королевский Совет отказались от прево, но не от своей собственной политики. Епископу Парижскому было поручено немедленно им об этом сообщить. В своей проповеди епископ утверждал, что Климент VII — единственный Папа, что сторонники Урбана — раскольники и что каждый добрый христианин должен думать так под страхом в обвинении в ереси.

Раздосадованные, магистры Университета продолжали, по словам хронистов, "обсуждать наилучшие способы восстановления единства Церкви". На практике это означало, что 5.000 преподавателей и студентов проводили свои дни, злословя о правительстве.

Отголоски фламандского восстания

Тем временем во Фландрии полным ходом шло восстание. Из Фландрии в Париж новости доходили быстро, и каждый использовал их для подкрепления своих идей. Дворянство Франции было сильно обижено на городские ополчения, которые в начале века победили их дедов и в насмешку над поражением назвали его Битвой золотых шпор. Дворяне знали, что золотые шпоры французских рыцарей развешанные на стенах церкви Нотр-Дам-де-Куртре, выставлены напоказ как некая священная реликвия. Не имея возможности понять политическое значение фламандского восстания, они видели в нем возрождение того, что ошеломило их отцов в 1358 году: "восстание недворян против дворян". Такое положение вполне устраивали герцога Бургундского. Как муж наследницы Фландрии, он был призван управлять непокорной провинцией сразу после смерти старого графа Людовика Мальского. Задумав военную интервенцию для спасения своего тестя, он нуждался в воинственной ярости дворянства.

А что же король? Король — король всех, буржуа и рыцарей, французов и фламандцев.  В Средние века вооружить короля против его подданных было задачей непростой. Можно подумать, что король был всего лишь ребенком и с его мнением не считались. Но не надо забывать, что Карл был по закону совершеннолетним, что он был священным государем, и, что он регулярно присутствовал на Совете, где высказывал свое мнение. Граф Фландрский прекрасно это понимал. Не проходило и трех недель, чтобы он не направлял к своему юному государю очередного посланника. В одном случае это был конюший его двора, которому было поручено передать Карлу кобылицу иноходца и несколько собак. В другой раз это был камердинер заведовавший графской фруктовой лавкой, который привез в подарок королю морских курочек, греческих пеликанов и двух маленьких обезьянок. Подведенный к королю, посланник делал поклон, приветствовал своего господина и вручал подарок. После этого он мог сообщить молодому королю последние новости из своей страны и в конце аудиенции получить несколько монет в награду… Иногда прием посланников поручали младшему брату короля. И, конечно же, пока привезенные посланником обезьянки корчили рожицы, верный брат передавал на ухо Карлу то, что хотел сказать граф Фландрский. Впрочем, граф был не единственным во Фландрии, кто снабжал короля информацией. Патриции Брюгге также заботились об этом. Король должен был знать, что Брюгге — это не Гент и что великие купцы — это не простой народ. Несомненно, что именно с таким посланием, летом 1381 года, один буржуа из Брюгге отправилась к королю… с подарком в виде осетра.

Буржуа в городах Франции слышали другую историю. По их мнению, граф зашел слишком далеко в своих налоговых поборах. Агрессивные молодые дворяне, к которым он зря прислушивался, побуждали графа отказаться от диалога и направить свои войска против собственных подданных. Наряду с этой слепой яростью, политические требования фламандских городов проникали прямо в сердца французских горожан. Фламандцы говорили только о свободе, и хотя они добровольно предлагали графу помощь в его справедливых нуждах, они наотрез отказывались платить налоги как во Франции, где никогда не было свободных горожан. Все это стало известно в Париже и Сен-Кантене, где, под крики "Да здравствует Гент!", горожане захотели наконец почувствовать вкус свободы.

Генеральные Штаты и отмена налогов

В этих городах широкую огласку получил предсмертный ордонанс Карл V  от 16 сентября 1380 года, которым король отменил фуаж. Эта новость распространилась как лесной пожар. Она даже успела добраться до Лангедока и к декабрю достигла Монпелье, Нарбона и Каркассона. В народе стали распространяться разные слухи. Об отмене налога говорили с глазу на глаз, на тайных ночных собраниях, но прежде всего публично и очень громко на ярмарках и рынках. Поэтому, когда на рынок явился сборщик, чтобы взимать налог на продажу товаров, который ордонанс от 16 сентября никоим образом не отменял, народ пришел в ярость. За бранными словами последовали кулаки. В Сен-Кантене, в Компьене, в городах Пикардии сборщики налогов были избиты, а их дома разграблены. Нападениям подверглись мэры и эшевены. Вся страна к северу от Сены была в смятении. Было ясно, что, будь то фуаж или нет, подданные намерены прекратить выплату налогов.

Однако Карл V своим ордонансом отменил только тот фуаж, которые собирали в Лангедойле, но не другие налоги. Но было ли ясно, что является фуажем, а что нет? Возникло недопонимание. Чтобы все прояснить, необходимы были разъяснения и король созвал Генеральные Штаты.

Что происходило на этой ассамблее, и, что там говорилось, нам не известно. Хроники того времени малоинформативны, официальные документы тоже об этом умалчивают. Не сохранились никакие записки или письма делегатов. Неизвестны даже точный день и место проведения Генеральных Штатов. Так часто бывает с событиями древности. Известно лишь, что все было сделано очень быстро и под давлением восстаний. 11 ноября молодой король вернулся в Париж, а 16 ноября опубликовал ордонанс об отмене всех налогов, взимавшихся со времен Филиппа Красивого. В это время к королю явилась делегация парижских горожан, а толпа устроила еврейский погром.

Парижская буржуазия решила, что пришло ее время. Бунт охватил весь город, и принцы были готовы пойти на уступки. Но на какие уступки? Все зависело от того, что потребует толпа. Бунтовщиков могло устроить очень немногое: несколько символических мер, несколько чиновников, обезглавленных или повешенных после того, как их целый день возили по городу на ослах, — и бунт утихнет. Однако пришло время выдвигать конкретные требования. Необходимо было принимать меры.

Поэтому купеческий прево созвал в ратуше собрание эшевенов и ведущих горожан Парижа. Они быстро договорились требовать "свободы" путем отмены налогов. Когда и как? Как раз в тот момент, когда они подошли к этому острому моменту дискуссии, выступил глава гильдии сапожников и в чисто фламандском стиле призвал парижан взяться за оружие. Толпа, возглавляемая купеческим прево, ринулась к дворцу, ворвалась в Большой зал и теснилась в двух нефах, где возвышались статуи королей Франции. Бунтовщики громко требовали герцога Анжуйского, который в то время был главой правительства. Герцог явился. Но он был не один, а в сопровождении канцлера Франции, главного представителя королевского суверенитета. Рядом с Короной стоял Закон.

Огромный мраморный стол, за которым проходили королевские пиры, послужил в этот день помостом. Герцог и канцлер поднялись на него. Наступила тишина. Людовик Анжуйский предоставил слово купеческому прево. Жан де Флери прекрасно знал, что он должен сказать от имени парижских купцов и толпы людей, зарабатывающих на жизнь своим трудом и угнетенных бременем непосильных налогов. Даже если бы им угрожала смерть, парижане бы с этим не смирились. Они предпочли бы умереть, чем потерять свои древние привилегии. Крики толпы показали, что она эту речь одобряет и