с налогами? Какой смысл было их отменять, если король одновременно просит помощи без малейших гарантий? Делегаты поспешили вернуться в Париж с четкими инструкциями: провинции будут платить только при условии подробного подтверждения своих привилегий, и, поскольку необходимо согласиться с налогообложением, следует восстановить систему, разработанную Генеральными Штатами 1355 года, то есть, распределение, сбор и контроль за сбором налогов должен осуществляться представителями провинциальных Штатов.

В последний раз Генеральные Штаты собрались в Париже в первую неделю февраля 1381 года. На этот раз диалог был более конкретным. Штаты согласились оказывать помощь в ведении войны в течение одного года, начиная с 1 марта 1381 года. В ответ король подтвердил все, что от него требовали. Он торжественно поклялся нормандцам. Целые графства, такие как Артуа, такие скромные города, как Кормей-ан-Вексен, и более мелкие поселения получили от него грамоты, подтверждающие их древние привилегии. 2 и 3 марта из королевских конюшен во всех направлениях выехали гонцы, чтобы развезти эти грамоты в большинство добрых городов королевства.

Наконец, 16 марта 1381 года, после четырех месяцев суматошного общения с делегатами Генеральных Штатов, Карл добрался до королевского аббатства Мобюиссон. Здесь он издал два акта, завершивших первый этап противостояния короля с его народом. Одним из них была жалованная хартия, скрепленная печатью из зеленого воска. Она повторяла январскую, но с добавлением положений ордонансов 1302 и 1355 годов, которые ранее уже подтвердили древние местные привилегии. Все это было обнадеживающим, но касавшимся прошлого. Неплохо было бы позаботиться и о настоящем. Поэтому в другой хартии было предложено решение насущных вопросов. Были затронуты многие проблемы будоражившие общественное мнении: евреи, государственные чиновники, военная администрация. В конце рассматривался вопрос о налогах: как и в 1355 году, они должны были "взиматься, храниться и распределяться" в каждой епархии тремя нотаблями, назначенными провинциальными Штатами. Собранные деньги должны были использоваться исключительно для войны. В случае необходимости ассамблеи провинциальных Штатов должны были собраться вновь для решения вопроса о помощи королю.

Стало ли теперь налогообложение находиться в руках представительских собраний? Удалось ли в результате четырехмесячных переговоров подчинить королевскую власть сословным ассамблеям? Прежде чем заявлять о их победе, историки должны внимательно прочитать преамбулу к ордонансу от 20 марта: добрые подданные короля предложили ему помощь на год, поэтому король даровал им определенные привилегии… и тоже на год. Следует обратить особое внимание на оформление этой хартии. Можно заметить, что эта хартия была скрепленная печатью из желтого воска висевшей на двух пергаментных полосках. Так вечные законы не оформляются. Жители Руана изумились, когда это обнаружили  и припомнили все в следующем году.

Казалось, что согласие было достигнуто. Но диалог между королем и его подданными еще не был завершен. В то время, когда государство не имело прямого доступа к кошелькам налогоплательщиков, налоги платили только те общины, которые их платить хотели. Фактическое поступление золотых и серебряных монет в королевскую казну было единственным показателем истинного согласия подданных. Но согласны ли они были платить? В 1381 году ничего еще не было определено.

Восстание в Лангедоке

Достоверно известно, что Лангедок находился в состоянии открытого восстания против короны. 19 ноября 1380 года Карл VI назначил своего дядю герцога Беррийского генерал-лейтенантом в Лангедоке и во всех землях к югу от Дордони. Однако жители Юга (Midi) отказались ему подчиняться.

В южных провинциях корона владела огромными территориями: тремя великими сенешальствами — Тулузским, Ним-Бокерским и Безье-Каркассонским. На севере существовало несколько королевских сенешальств на окраине Центрального массива. Но на юге королевства еще имелись и очень активные крупные феодалы, такие как граф Арманьяк и знаменитый Гастон Феб, граф Фуа и виконт Беарна, который вел свои дела с королем Франции так же, как и с королем Англии, распространяя свою власть от реки Адур до реки Арьеж и свое влияние далеко за эти пределы. Графы Фуа и Арманьяк постоянно находились в состоянии войны. Дяди короля, герцог Беррийский и герцог Бурбонский, чьи владения лежали к северу от Лангедока, тоже иногда в этой войне участвовали. Пограничье с Гиенью на западе и Пиренейский полуостров на юге, являвшиеся ареной постоянных боевых действий, привлекали в регион наемников, организованных в вольные компании (роты). Дополняли политическую карту региона папские владения на востоке (того из двух Пап, который обосновался в Авиньоне). А король был далеко на севере.

Король так и не уступил никому из родственников сенешальства Лангедока в качестве апанажа, а только доверил их королевскому принцу, которого назначил генерал-лейтенантом. Не имея никаких интересов и связей в стране, не испытывая личной преданности к ее жителям, принц вел себя на этих землях так, как если бы он был завоевателем, а к жителям относился не как к подданным, а как к врагам, у которых вымогал столько денег, сколько мог. Его примеру последовали и государственные чиновники. Как только они добирались до Лангедока, они тут же превращались в высокомерных и жадных деспотов. Жители, в свою очередь, во время вспышек бунтов резали королевских чиновников на куски или сбрасывали их в колодцы. Как писал в феврале 1381 года Гастон Феб Карлу VI: "Народ в стране этой жестоковыйный".

Чума в Юге была менее повальной, чем в других местах, дела шли не так плохо, и не было больше градобитий и наводнений, как в прошлом. Но страна страдала от другой болезни, имя которой — анархия. Жители Лангедока не избежали нападений вольных компаний рутьеров. Города сами взяли на себя ответственность за свою оборону. Собирались местные ассамблеи. Все они заключали с рутьерами pâtis, то есть перемирия за деньги. Один из окруженных рутьерами городов даже разослал в соседние предупреждение о грозящей опасности. Но из-за отсутствия единства многие инициативы остались безрезультатными. При обсуждении налогов главным для одного города было не платить больше, чем соседний. Лангедок не смог сформировать единый политический орган. И у него не было "головы".

Отнюдь не генерал-лейтенанту, назначенному королем, удалось воплотить в жизнь "общее благо" Лангедока. Жители отвергли Иоанна Беррийского, злоупотребления которого были слишком хорошо известны. Они хотели видеть своим лидером Гастона Феба. Он и предложил свою кандидатуру. На заседании Штатов в Тулузе он пообещал очистить три сенешальства от всех рутьеров. "Клянусь Богом и дьяволом! В деревне, как и в городе, не будет украдено ни одной курицы!" В Тулузе такие слова легли на благодатную почву, тем более что они были произнесены на гасконском языке. Тогда капитулы написали королю письмо с просьбой назначить генерал-лейтенантом графа Фуа. А Гастон Феб тоже написал своему молодому государю, что никогда не будет подчиняться герцогу Беррийскому. Отдать Юг графу Фуа означало потерять его для домена, а возможно, и для королевства. Поэтому королевский Совет оставил свое прежнее решение в силе и Иоанн Беррийский без энтузиазма отправился противостоять восстанию в Лангедоке.

Однако оно превзошло все опасения даже самых пессимистично настроенных королевских советников. Города открывали свои ворота генерал-лейтенанту только тогда, когда к ним подходили компании нанятых им рутьеров. Нарбон очень плохо отнесся к его посланнику. Города Каркассе восстали, когда принц захотел обложить их пошлиной. Ним был настолько враждебен, что герцог решил перенести резиденцию сенешаля в Бокер. В Безье ситуация была еще хуже. 8 сентября, когда городской Совет