Эдвина понимала, что отцовская газета непременно напечатаетматериал об обстоятельствах гибели «Титаника», и только в том случае, есликорреспонденты захотят поговорить с Эдвиной, она согласится на интервью.Общаться же с нью-йоркскими газетчиками, падкими на сенсации, она не желала и сраздражением отодвинула газету с собственной фотографией на первой полосе.

Эдвина получила письмо от подкомиссии сената, котораяназначила на следующий день заседание и пригласила Эдвину прийти и рассказатьвсе, что ей известно о гибели «Титаника». Там собирались подробно расспроситьвсех спасшихся, чтобы составить как можно более полную картину случившегося.Всем было важно понять, что же на самом деле произошло и чья в том вина, есликто-то вообще виноват в этой трагедии, и как избежать подобной катастрофы вбудущем.

Эдвина показала записку Филипу. Она считала, что должнапойти, но очень нервничала, и Филип, как мог, попытался ее успокоить.

После ленча, поданного в номер, Эдвина заявила, что ее ждутдела. Они не могут всю жизнь ходить в чужой одежде, и ей надо пойти за покупками.

— А нам тоже идти? — недовольно спросил Джордж, аФилип опять уткнулся в газету.

Эдвина улыбнулась: Джордж иногда говорил совсем как папа.

— Нет, можешь остаться, если будешь помогать Филипу сдетьми.

Тут же Эдвина подумала, что дома надо будет нанятьпомощницу, но сразу же представила себе бедную Уну. О чем бы Эдвина ниподумала, все возвращало ее к болезненным воспоминаниям о той страшной ночи.

Она сперва зашла в банк, потом к Альтману на углу Пятойавеню и 34-й улицы, где накупила кучу вещей. Затем она отправилась за покупкамив «Оппенгейм Коллинз». Отцовская фирма перевела ей довольно большую сумму, и унее было достаточно денег на необходимые вещи для себя и детей.

После четырех она вернулась в отель в купленном у Альтманастрогом траурном платье и страшно удивилась, увидев Джорджа и Филипа снова закартами.

— А где дети? — спросила Эдвина, бросивпринесенные свертки на пол.

Остальные покупки втащил в номер шофер. Только сейчас онапоняла, какая уйма вещей нужна, чтобы экипировать пятерых детей. Себе онакупила пять черных платьев. Она знала, что ей долго придется их носить, и,примеряя платья в магазине, Эдвина с болью в сердце заметила, как она похожа насвою маму.

Оглядев номер, она не увидела никого из малышей. Только дваее брата резались в свои излюбленные карточные игры.

— Где они?

Филип усмехнулся и молча показал на спальню. Эдвина быстропересекла комнату и с открытым от удивления ртом застыла в дверях. Обе девочкии двухлетний Тедди играли с горничной, а вокруг было разбросано по крайней мередве дюжины новых кукол, и лошадь-качалка, и игрушечный поезд.

— Вот это да! — Эдвина удивленно оглядывалакомнату. В ней чуть не до потолка громоздились запечатанные коробки. —Откуда все это?

Джордж пожал плечами и шлепнул карту на стол. Филип взглянулна Эдвину, в изумлении взиравшую на коробки.

— Я точно не знаю, там есть карточки. Думаю, это восновном от людей из отеля… что-то из «Нью-Йорк тайме»… «Уайт стар» прислалкакие-то вещи. Не знаю, просто подарки, наверное.

Дети радостно возились с новыми игрушками. Даже Алексисвыглядела довольной и улыбалась сестре. Это был как будто день рождения, несостоявшийся тогда, и даже больше: это было как десять дней рождения и плюсРождество.

Эдвина смотрела на Тедди, который, заливаясь смехом,раскачивался на новой лошадке.

— Что же мы со всем этим будем делать?

— Конечно, возьмем домой, — ответил Джордж, какбудто это само собой разумелось.

— Ты все купила, что хотела? — спросил Филип уЭдвины, которая пыталась найти свободное место в комнате, где она могла быразложить свои покупки. Он посмотрел на нее и нахмурился:

— Мне совсем не нравится это платье, оно какое-тостарушечье.

— Наверное, — равнодушно сказала она. Платьеподходило к ее состоянию. Эдвина больше не чувствовала себя молодой и не знала,будут ли интересовать ее когда-нибудь наряды. — В магазинах не такойбольшой выбор черных платьев.

Она была высокая и худенькая, поэтому ей нелегко удавалосьчто-то подобрать из готовой одежды. У мамы была та же проблема, и они иногдаменялись нарядами. Но больше уже не будут. Они никогда больше не будут ничемделиться… ни радостью, ни печалями. Все хорошее кончилось, и юность Эдвины тожекончилась.

Филип еще раз посмотрел на сестру и понял, почему она вчерном. Он сначала не подумал об этом и не знал теперь, надевать ли ему иДжорджу черные галстуки и траурные повязки. Они так делали, когда умерлидедушка с бабушкой. Мама тогда сказала, что это дань уважения, а папа заявил,что это глупости.

Филип вспомнил, что не сообщил Эдвине о телеграмме от дядиРуперта и тети Лиз.

— О господи, — нахмурилась Эдвина, — я хотелаим послать телеграмму утром да позабыла из-за всех этих треволнений с врачом.Где она?

Филип показал на стол, Эдвина взяла ее, прочла и тяжеловздохнула. Содержание телеграммы удивило и растрогало ее, и она оценила ихдобрые намерения. Дядя Руперт через два дня отправлял тетю Лиз на «Олимпике» вНью-Йорк; они ее должны встретить и вернуться с ней в Англию. Эдвине былоужасно жалко тетушку: она ведь так страдала от морской болезни. Сама мысль опутешествии через океан заставила Эдвину содрогнуться, она никогда в жизнибольше не поплывет на пароходе. Гигантская корма «Титаника», упиравшаяся вночное небо, будет вечно стоять у нее перед глазами.

Она послала вечером ответ, умоляя тетю не приезжать, исообщила, что они возвращаются в Сан-Франциско. Но утром пришло еще однопослание:

"Никаких возражений. Вы вернетесь в Англию с тетейЭлизабет. Сожалею о постигшем вас несчастье. Постарайтесь перенести испытаниямужественно. До скорой встречи.

Руперт Хикэм".

Эдвину бросило в дрожь от перспективы вернуться в ХавермурМэнор.

— Мы должны туда ехать? — Джордж смотрел на нее сплохо скрываемым ужасом, а Фанни начала хныкать и жаловаться, что там всегдахолодно и противная еда.

— И я там тоже постоянно мерзла, так что перестаньплакать, глупый гусенок. Мы поедем к себе домой, ясно?

Пять голов кивнули, и пять пар серьезных глаз с надеждойпосмотрели на Эдвину. Но как же убедить дядю Руперта?

Эдвина тут же отправила ответ. Последовала двухдневная борьба,и добиться своего им помогло то, что тетя Лиз слегла с жестоким гриппом и ейпришлось отложить поездку. Тем временем Эдвина более чем ясно написала дядеРуперту:

"Не нужно приезжать за нами в Нью-Йорк. Мы возвращаемсяв Сан-Франциско. Много дел, работы. С нами будет все хорошо. Приезжайте вгости. Будем дома к 1 мая.