фрагменты. Нет и крупных костей. Расчленив тело, он перенёс части сюда и положил их в небольшую ямку. Затем доплыл до середины озера и выбросил фрагменты тела в воду. Некоторые пошли на дно, а некоторые уплыли и утонули в других местах. Итак, в его рассказе появилось третье место: лесное озерцо.

Это всё, что Квик просил своего адвоката Клаэса Боргстрёма передать следователям. Посещение Эрьесского леса подошло к концу — как и видеозапись.

На экране телевизора был шум. Я оглядел свой номер в отеле «Фёрст Хотел Амбассадёр» в Драммене, куда уже проникли лучи утреннего солнца: часы показывали восемь утра. Я был в прострации — почти как Томас Квик: копирование кассет заняло целых двенадцать часов. Увиденное меня озадачило: огромная делегация шведских госслужащих шла за пациентом психиатрической клиники, который был в состоянии наркотического опьянения и явно не понимал, где находится. Неужели они этого не осознавали? Нет. Это невозможно. Может, они считали, что Квик знал, где находится тело Терес? Сначала искали в гравийном карьере; когда не нашли там — продолжили поиски около ели, затем — в радиусе треугольника в лесу и, наконец, тело оказалось якобы разделённым на кусочки и утопленным в озере.

Было сложно поверить, что образованные люди, представители совершенно разных сфер, не заметили этого фарса. С наигранной или искренней доверчивостью все участники расследования приняли слова Квика за чистую монету и в итоге решили осушить озеро.

В операции, которая длилась семь недель, было задействовано огромное количество сотрудников из разных полицейских участков Норвегии. Им любезно оказали поддержку сотрудники гражданской обороны и сторонние специалисты. Сначала был снят верхний слой почвы, который просеяли вручную. Затем поисковые собаки и судебные археологи исследовали грунт. Когда этот сизифов труд не принёс результатов, кропотливая работа продолжилась: необходимо было осушить озеро. Из него выкачали тридцать пять миллионов литров воды, каждая капля которой прошла через фильтры. Донные отложения раскопали до слоя, образовавшегося около десяти тысяч лет назад. Когда и эти действия оказались тщетны, воду отфильтровали ещё раз, но специалистам так и не удалось найти даже крошечного фрагмента тела Терес.

Невероятно дорогостоящее обследование места преступления снова наводило на неизбежный вывод: Квик говорил неправду.

Отсутствие каких-либо свидетельств преступления на дне озера нужно было как-то объяснить. Квик снова изменил показания: теперь он утверждал, что спрятал тело в гравийном карьере.

Пока норвежцы обыскивали лес, Сеппо Пенттинен вызывал Квика на всё новые и новые допросы. Поиски в Эрьесском лесу продолжались до тех пор, пока криминалисты — наконец-то! — не нашли кострище, в котором находились обожжённые кусочки костей.

Одним из работавших в лесу специалистов был норвежский профессор Пер Хольк. Вскоре он поведал, что обнаруженные кости принадлежали человеку в возрасте от пяти до пятнадцати лет.

Кто мог возразить профессору кафедры анатомии Университета Осло, если тот утверждал, что фрагменты были найдены именно в том месте, где, по заверению Квика, он и расправился с девятилетней девочкой? И всё же…

История казалась слишком странной, чтобы я в неё поверил.

Я намеревался изучить самое «очевидное» дело — об убийстве Терес Юханнесен — и попытался резюмировать свою собственную позицию. То, что я увидел, уверило меня в одном: Квик не убивал Терес. Такое заключение вызывало беспокойство — и затрудняло дело. Теперь говорить с фигурантами процесса будет значительно сложнее.

К тому же, я обнаружил нечто такое, о чём другие вроде не знали: Стуре Бергваль, с которым я беседовал в Сэтерской клинике, не имел ничего общего с тем накачанным наркотиками пациентом, который под именем Томаса Квика шатался по лесам и мямлил что-то о том, как он убивал и насиловал своих жертв, а потом расчленял и ел их тела. Я даже нашёл этому объяснение: Квика буквально пичкали психотропными препаратами.

Придя к таким выводам, я понял: мне нужно всё хорошенько обдумать. Мои догадки были не более чем гипотезами. Оставалось ещё немало вопросов. Прежде всего, мне хотелось разузнать что-нибудь о фрагментах детских костей, обнаруженные в Эрьесском лесу — в том самом месте, где Квик, по его собственным заверениям, сжёг останки Терес.

В Швецию я вернулся полным сомнений. Я прекрасно осознавал, что присоединился к рядам скептиков.

Я позвонил Стуре Бергвалю, который проявлял большое любопытство к моей работе, и рассказал о своей поездке во Фьелль и Эрьесский лес, а также о встрече с норвежскими полицейскими.

— Ого, какую огромную работу вы проделали! Вы побывали в Норвегии и в Эрьесском лесу?

Стуре был поражён усилиями, которые я на всё это потратил, но куда больше его интересовали мои умозаключения.

— Что вы обо всём этом думаете? — спросил он.

— Честно говоря, поездка в Норвегию и то, что я там увидел, навели меня на некоторые мысли.

— В таком случае мне бы очень хотелось, чтобы вы рассказали об этих мыслях в следующий раз, когда приедете, — сказал Стуре.

Я проклинал свой длинный язык, из-за которого наше дальнейшее общение оказалось под угрозой. Кто знает, возможно, следующая встреча со Стуре будет последней? Мы договорились, что увидимся в клинике через неделю, 17 сентября 2008 года.

Я решил быть откровенным. Если после этого Стуре захочет прогнать меня — пусть так и будет.

Сэтерская клиника, среда,17 сентября 2008 года

Когда я в третий раз пришёл в Сэтерскую клинику, Стуре Бергваль встретил меня словами:

— Так хочется узнать, что вы теперь думаете о моей истории.

Это был неприятный вопрос.

Квик ведь заявил, что берёт тайм-аут именно потому, что некоторые люди не верили его признаниям. Что будет, если и я расскажу о своих сомнениях?

Чтобы подсластить горькую пилюлю, я попытался как-то смягчить свои слова:

— Я не присутствовал при убийствах и не был на заседаниях суда. Я не могу знать правду. В моих силах лишь работать с гипотезами.

Я видел, что Стуре следит за моими словами и вроде бы не возражает против такого начала.

— В Норвегии у меня появилась возможность внимательно посмотреть видеозаписи из Эрьесского леса. Вот что я видел: вам давали «Ксанор» — вызывающий зависимость психотропный препарат, причём очень сильный, да ещё и в больших дозах. Мне показалось, что во время следственных экспериментов вы находились под его влиянием. А в лесу, когда вас попросили показать место, где спрятано тело Терес, вы, как мне кажется, вообще не понимали, что делать.

Теперь Стуре выглядел особенно сосредоточенным и слушал чрезвычайно внимательно. И всё же догадаться, как он воспринимал мои слова, было невозможно.

— Вы обещали полиции показать гравийный карьер, но не сделали этого, — продолжил