Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страшно, подумал Эраст Петрович. Ахтырцев говорил, он сдвадцати шагов в пятак попадает, не то что в лоб. Или, того паче, в живот.Фандорин передернулся. Он никогда не держал в руках дуэльного пистолета. Одинраз Ксаверий Феофилактович водил в полицейский тир из «кольта» пострелять, даведь это совсем другое. Убьет, ни за понюх табаку убьет. И ведь чистосработает, не подкопаешься. Свидетелей полно. Ссора за картами, обычное дело.Граф посидит месяц на гауптвахте и выйдет, у него влиятельные родственники, а уЭраста Петровича никого. Положат коллежского регистратора в дощатый гроб,зароют в землю, и никто на похороны не придет. Может, только Грушин да АграфенаКондратьевна. А Лизанька прочтет в газете и подумает мимоходом: жаль, такойделикатный был полицейский, и молодой совсем. Да нет, не прочтет — ей, наверно,Эмма газет не дает. А шеф, конечно, скажет: я в него, дурака, поверил, а онпопался, как глупый щенок. Стреляться вздумал, дворянские мерихлюндииразводить. И еще сплюнет.
— Что молчите? — с жестокой улыбкой спросил Зуров. —Или расхотелось стреляться?
А у Эраста Петровича как раз возникла спасительная идея.Стреляться-то придется не сейчас, самое раннее — завтра с утра. Конечно, бежатьи жаловаться шефу — мерзость и недостойно. Но Иван Францевич говорил, что поЗурову и другие агенты работают. Очень даже возможно, что и здесь, в зале, естькто-нибудь из людей шефа. Вызов можно принять, честь соблюсти, а если, кпримеру, завтра на рассвете сюда нагрянет полиция и арестует графа Зурова засодержание притона, так Фандорин в этом не виноват. Он и знать ничего не будет— Иван Францевич без него догадается, как поступить.
Спасение было, можно сказать, в кармане, но голос ЭрастаПетровича вдруг обрел самостоятельную, не зависящую от воли хозяина жизнь,понес что-то несусветное и, удивительное дело, больше не дрожал:
— Не расхотелось. Только отчего же завтра? Давайтепрямо сейчас. Вы, граф, говорят, с утра до вечера по пятакам упражняетесь, икак раз на двадцати шагах? (Зуров побагровел.) Давайте мы лучше с вамипо-другому поступим, коли не струсите. — Вот когда рассказ Ахтырцевакстати пришелся! И придумывать ничего было не надо. Все уж придумано. —Бросим жреебий, и кому выпадет — пойдет на двор да застрелится. Безо всякихбарьеров. И неприятностей потом самый минимум. Проигрался человек, да и пулю влоб — обычное дело. А господа слово чести дадут, что все в тайне останется.Верно, господа?
Господа зашумели, причем мнение их разделилось: однивыражали немедленную готовность дать слово чести, другие же предлагали предатьссору забвению и выпить мировую. Один пышноусый майор даже воскликнул: «Амальчишка-то молодцом!» — это еще больше придало Эрасту Петровичу задора.
— Так что, граф? — воскликнул он с отчаяннойдерзостью, окончательно срываясь с узды. — Неужто в пятак легче попасть,чем в собственный лоб? Или промазать боитесь?
Зуров молчал, с любопытством глядя на храбреца и вид у негобыл такой, будто он что-то высчитывал.
— Что ж, — молвил он наконец с необычайнымхладнокровием. — Условия приняты. Жан!
К графу в миг подлетел расторопный лакей. ИпполитАлександрович сказал:
— Револьвер, свежую колоду и бутылкушампанского. — И еще шепнул что-то на ухо.
Через две минуты Жан вернулся с подносом. Ему пришлосьпротискиваться, ибо теперь вокруг стола собрались решительно все посетителисалона.
Зуров ловким, молниеносным движением откинул барабандвенадцатизарядного «лефоше», показал, что все пули на месте.
— Вот колода. — Его пальцы со смачным хрустомвскрыли плотную обертку. — Теперь моя очередь метать. — Он засмеялся,кажется, пребывая в отличном расположении духа. — Правила простые: ктопервым вытянет карту черной масти, тот и пустит себе пулю в череп. Согласны?
Фандорин молча кивнул, уже начиная понимать, что обманут,чудовищно обведен вокруг пальца и, можно сказать, убит — еще вернее, чем надвадцати шагах. Переиграл его ловкий Ипполит, вчистую переиграл! Чтоб этакийумелец нужную карту не вытянул, да еще на собственной колоде! У него, поди,целый склад крапленых карт.
Тем временем Зуров, картинно перекрестившись, метнул верхнююкарту. Выпала бубновая дама.
— Сие Венера, — нагло улыбнулся граф. — Вечноона меня спасает. Ваш черед, Фандорин.
Протестовать и торговаться было унизительно, требоватьдругую колоду — поздно. И медлить стыдно.
Эраст Петрович протянул руку и открыл пикового валета.
— Сие Момус, то есть дурачок, — пояснил Ипполит исладко потянулся. — Однако поздновато. Выпьете для храбрости шампанскогоили сразу на двор?
Эраст Петрович сидел весь красный. Его душила злоба — не награфа, а на себя, полнейшего идиота. Такому и жить незачем.
— Я прямо тут, — в сердцах буркнул он, решив, чтохоть напакостит хозяину напоследок. — Ваш ловкач пусть потом пол помоет. Аот шампанского увольте — у меня от него голова болит.
Все так же сердито, стараясь ни о чем не думать, Фандоринсхватил тяжелый револьвер, взвел курок и, секунду поколебавшись — кудастрелять, — а, все равно, вставил дуло в рот, мысленно сосчитал «три, два,один» и нажал на спусковой крючок так сильно, что больно прищемил дулом язык.Выстрела, впрочем, не последовало — только сухо щелкнуло. Ничего не понимая,Эраст Петрович нажал еще раз — снова щелкнуло, только теперь металл противноскрежетнул по зубу.
— Ну будет, будет! — Зуров отобрал у него пистолети хлопнул его по плечу. — Молодчага! И стрелялся-то без куражу, не систерики. Хорошее поколение подрастает, а, господа? Жан, разлей шампанское, мыс господином Фандориным на брудершафт выпьем.
Эраст Петрович, охваченный странным безволием, был послушен:вяло выпил пузырчатую влагу до дна, вяло облобызался с графом, который велелотныне именовать его просто Ипполитом. Все вокруг галдели и смеялись, но ихголоса до Фандорина долетали как-то неотчетливо. От шампанского закололо вносу, и на глаза навернулись слезы.
— Жан-то каков? — хохотал граф. — За минутувсе иголки вынул. Ну не ловок ли, Фандорин, скажи?
— Ловок, — безразлично согласился Эраст Петрович.
— То-то. Тебя как зовут?
— Эраст.
— Пойдем, Эраст Роттердамский, посидим у меня вкабинете, выпьем коньяку. Надоели мне эти рожи.
— Эразм, — механически поправил Фандорин.
— Что?
— Не Эраст, а Эразм.