— Виноват, не дослышал. Пойдем, Эразм.

Фандорин послушно встал и пошел за хозяином. Онипроследовали темной анфиладой и оказались в круглой комнате, где царилзамечательный беспорядок — валялись чубуки и трубки, пустые бутылки, на столекрасовались серебряные шпоры, в углу зачем-то лежало щегольское английскоеседло. Почему это помещение называлось «кабинетом», Фандорин не понял — никниг, ни письменных принадлежностей нигде не наблюдалось.

— Славное седлецо? — похвастал Зуров. — Вчерана пари выиграл.

Он налил в стаканы бурого вина из пузатой бутылки, сел рядомс Эрастом Петровичем и очень серьезно, даже задушевно сказал:

— Ты прости меня, скотину, за шутку. Скучно мне, Эразм.Народу вокруг много, а людей нет. Мне двадцать восемь лет, Фандорин, а будтошестьдесят. Особенно утром, когда проснусь. Вечером, ночью еще ладно — шумлю,дурака валяю. Только противно. Раньше ничего, а нынче что-то все противней ипротивней. Веришь ли, давеча, когда жребий-то тянули, я вдруг подумал — незастрелиться ли по-настоящему? И так, знаешь, соблазнительно стало… Ты что всемолчишь? Ты брось, Фандорин, не сердись. Я очень хочу, чтоб ты на меня зла недержал. Ну что мне сделать, чтоб ты меня простил, а, Эразм?

И тут Эраст Петрович скрипучим, но совершенно отчетливымголосом произнес:

— Расскажи мне про нее. Про Бежецкую.

Зуров откинул со лба пышную прядь.

— Ах да, я забыл. Ты же из «шлейфа».

— Откуда?

— Это я так называл. Амалия, она ведь королева, ейшлейф нужен, из мужчин. Чем длиннее, тем лучше. Послушай доброго совета, выкиньее из головы, пропадешь. Забудь про нее.

— Не могу, — честно ответил Эраст Петрович.

— Ты еще сосунок, Амалия тебя беспременно в омутутащит, как многих уже утащила. Она и ко мне-то, может, прикипела, потому чтоза ней в омут не пожелал. Мне без надобности, у меня свой омут есть. Не такойглубокий, как у нее, но ничего, мне с головкой хватит.

— Ты ее любишь? — в лоб спросил Фандорин на правахобиженного.

— Я ее боюсь, — мрачно усмехнулся Ипполит. —Больше, чем люблю. Да и не любовь это вовсе. Ты опиум курить не пробовал?

Фандорин помотал головой.

— Раз попробуешь — всю жизнь тянуть будет. Вот и онатакая. Не отпускает она меня! И ведь вижу — презирает, ни в грош не ставит, ночто-то она во мне усмотрела. На мою беду! Знаешь, я рад, что она уехала,ей-богу. Иной раз думал — убить ее, ведьму. Задушу собственными руками, чтоб немучила. И она это хорошо чувствовала. О, брат, она умная! Я тем ей и дорог был,что она со мной, как с огнем, игралась — то раздует, то задует, да еще всевремя помнит, что может пожар разгореться, и тогда ей головы не сносить. Аиначе зачем я ей?

Эраст Петрович с завистью подумал, что красавца Ипполита,бесшабашную голову, очень даже есть за что полюбить и без всякого пожара.Такому молодцу, наверно, от женщин отбоя нет. И как только людям этакое счастьевыпадает? Однако это соображение к делу не относилось. Спрашивать нужно было оделе.

— Кто она, откуда?

— Не знаю. Она про себя не любит распространяться. Знаютолько, что росла где-то за границей. Кажется, в Швейцарии, в каком-топансионе.

— А где она сейчас? — спросил Эраст Петрович,впрочем, не очень-то рассчитывая на удачу.

Однако Зуров явно медлил с ответом, и у Фандорина внутри всезамерло.

— Что, так прижало? — хмуро поинтересовался граф,и мимолетная недобрая гримаса исказила его красивое, капризное лицо.

— Да!

— М-да, если мотылька на свечку манит, все равносгорит…

Ипполит порылся на столе среди карточных колод, мятыхплатков и магазинных счетов.

— Где оно, черт? А, вспомнил. — Он открыл японскуюлаковую шкатулку с перламутровой бабочкой на крышке. — Держи. По городскойпочте пришло.

Эраст Петрович с дрожью в пальцах взял узкий конверт, накотором косым, стремительным почерком было написано «Его сиятельству графуИпполиту Зурову, Яково-Апостольский переулок, собственный дом». Судя поштемпелю, письмо было отправлено 16 мая — в тот день, когда исчезла Бежецкая.

Внутри оказалась короткая, без подписи запискапо-французски:

«Вынуждена уехать не попрощавшись. Пиши в Лондон, GrayStreet, отель „Winter Queen“, для Ms. Olsen. Жду. И не смей меня забывать».

— А я посмею, — запальчиво погрозил Ипполит, нонемедленно сник. — Во всяком случае, попробую… Бери, Эразм. Делай с этимчто хочешь… Ты куда?

— Пойду, — сказал Фандорин, пряча конверт вкарман. — Торопиться надо.

— Ну-ну, — с жалостью покивал граф. — Валяй,лети на огонь. Твоя жизнь, не моя.

Во дворе Эраста Петровича нагнал Жан с каким-то узлом вруке.

— Вот, сударь, забыли-с.

— Что это? — досадливо оглянулся спешившийФандорин.

— Шутите-с? Ваш выигрыш. Их сиятельство велелибеспременно догнать и вручить.

* * *

Эрасту Петровичу снился чудной сон.