Баронесса постучала в одну из дверей, и они заглянули вкласс. За партами сидели десятка полтора мальчиков лет одиннадцати-двенадцати всиних мундирах с золотой литерой Е на воротнике. Все они, затаив дыхание,смотрели, как хмурый молодой господин с преогромными бакенбардами, в довольно неряшливомсюртуке и не слишком свежей рубашке крутит какое-то стеклянное колесо,пофыркивающее голубыми искорками.

— Ich bin sehr beschaftigt, milady! — сердитокрикнул доктор Бланк. — Spater, spater![13] — И,перейдя на ломаный русский, сказал, обращаясь к детям. — Зейчас, моигоспода, вы видеть настоящий маленький радуга! Название — Blank Regenbogen,«Радуга Бланка». Это я придумать, когда такой молодой, как вы.

От странного колеса к столу, уставленному всевозможнымифизическими приборами, внезапно протянулась маленькая, необычайно яркаярадуга-семицветка, и мальчики восторженно загудели.

— Немножко сумасшедший, но настоящий гений, —прошептала Фандорину леди Эстер.

В этот миг из соседнего класса донесся громкий детский крик.

— Боже! — схватилась за сердце миледи. — Этоиз гимнастического! Скорей туда!

Она выбежала в коридор, Фандорин за ней. Вместе ониворвались в пустую, светлую аудиторию, пол которой почти сплошь был устланкожаными матами, а вдоль стен располагались разнообразнейшие гимнастическиеснаряды: шведские стенки, кольца, толстые канаты, трамплины. Рапиры ифехтовальные маски соседствовали с боксерскими перчатками и гирями. Стайкамальчуганов лет семи-восьми сгрудилась вокруг одного из матов. Раздвинув детей,Эраст Петрович увидел корчащегося от боли мальчика, над которым склонилсямолодой мужчина лет тридцати в гимнастическом трико. У него были огненно-рыжиекудри, зеленые глаза и волевое, сильно веснушчатое лицо.

— Ну-ну, милый, — говорил он по-русски с легкимакцентом. — Покажи ножку, не бойся. Я тебе больно не сделаю. Будь мужчина,потерпи. Fell from the rings, m'lady, — пояснил он баронессе. — Weakhands. I am afraid, the ankle is broken. Would you please tell Mr. Izyumoff?

Миледи молча кивнула и, поманив за собой Эраста Петровича,быстро вышла из класса.

— Схожу за доктором, мистером Изюмовым, —скороговоркой сообщила она. — Такая неприятность случается часто —мальчики есть мальчики…Это был Джеральд Каннингем, моя правая рука. ВыпускникЛондонского эстерната. Блестящий педагог. Возглавляет весь российский филиал.За полгода выучил ваш трудный язык, который мне никак не дается. Минувшейосенью Джеральд открыл эстернат в Петербурге, теперь временно здесь, помогаетналадить дело. Без него я как без рук.

У двери с надписью «Врач» она остановилась.

— Прошу извинить, сэр, но нашу беседу придетсяпрервать. В другой раз, ладно? Приходите завтра, и мы договорим. У вас ведь комне какое-то дело?

— Ничего важного, миледи, — покраснелФандорин. — Я и в самом деле… как-нибудь потом. Желаю успеха на вашемблагородном поприще.

Он неловко поклонился и поспешно зашагал прочь. ЭрастуПетровичу было очень стыдно.

* * *

— Ну что, взяли злодейку с поличным? — веселоприветствовал посрамленного Фандорина начальник, подняв голову от каких-томудреных диаграмм. Шторы в кабинете были задвинуты, на столе горела лампа, ибоза окном уже начинало темнеть. — Дайте угадаю. Про мистера Kokorin миледив жизни не слышала, про мисс Bezhetskaya тем паче, весть о завещании самоубийцыее ужасно расстроила. Так?

Эраст Петрович только вздохнул.

— Я эту особу встречал в Петербурге. Ее просьба опедагогической деятельности в России рассматривалась у нас в Третьем. Прогениальных дебилов она вам рассказывала? Ладно, к делу. Садитесь кстолу, — поманил Фандорина шеф. — У вас впереди увлекательная ночь.

Эраст Петрович ощутил приятно-тревожное щекотание в груди —такое уж воздействие производило на него общение с господином статскимсоветником.

— Ваша мишень — Зуров. Вы его уже видели, некотороепредставление имеете. Попасть к графу легко, рекомендаций не требуется. У негодома что-то вроде игорного притона, не больно-то и законспирированного. Тонпринят этакий гусарско-гвардейский, но всякой швали таскается достаточно. Такойже дом Зуров держал в Питере, а после визита полиции перебрался в Москву.Господин он вольный, по полку уже третий год числится в бессрочном отпуске.Излагаю вашу задачу. Постарайтесь подобраться к нему поближе, присмотритесь кего окружению. Не встретится ли там ваш белоглазый знакомец? Только безсамодеятельности, в одиночку вам с таким не справиться. Впрочем, вряд ли он тамбудет… Не исключаю, что граф сам вами заинтересуется — ведь вы встречались уБежецкой, к которой Зуров, очевидно, неравнодушен. Действуйте по ситуации.Только не зарывайтесь. С этим господином шутки плохи. Играет он нечестно, какговорят у этой публики, «берет на зихер», а если уличат — лезет на скандал.Имеет на счету с десяток дуэлей, да еще не про все известно. Может и без дуэличереп раскроить. Например, в семьдесят втором на нижегородской ярмаркеповздорил за картами с купцом Свищовым, да и выкинул бородатого в окно. Совторого этажа. Купчина расшибся, месяц без языка лежал, только мычал. А графуничего, выкрутился. Имеет влиятельных родственников в сферах. Это чтотакое? — как обычно, без перехода спросил Иван Францевич, кладя на столколоду игральных карт.

— Карты, — удивился Фандорин.

— Играете?

— Совсем не играю. Папенька запрещал в руки брать,говорил, что он наигрался и за себя, и за меня, и за три поколения Фандориныхвперед.

— Жаль, — озаботился Бриллинг. — Без этоговам у графа делать нечего. Ладно, берите бумагу, записывайте…

Четверть часа спустя Эраст Петрович мог уже без запинкиразличить масти и знал, какая карта старше, а какая младше, только с картинкаминемного путался — все забывал, кто старше, дама или валет.

— Вы безнадежны, — резюмировал шеф. — Но этонестрашно. В преферанс и прочие умственные игры у графа все равно не играют.Там любят самый примитив, чтоб побыстрее и денег побольше. Агенты доносят, чтоЗуров предпочитает штосс, причем упрощенный. Объясняю правила. Тот, кто сдаеткарты, называется банкомет. Второй — понтер. У того и у другого своя колода.Понтер выбирает из своей колоды карту — скажем, девятку. Кладет себе рубашкойкверху.

— Рубашка — это узор на обороте? — уточнилФандорин.