— Пошел! Девять! Восемь! Семь!

Кучер взмахнул кнутом, на миг оглянулся. Кучер как кучер:шляпа с высокой тульей, сивая борода, только глаза необычные — очень светлые,почти белые.

— Стой! — бешено крикнул Эраст Петрович и нераздумывая скакнул через подоконник.

Кучер щелкнул кнутом, и пара вороных коней с местаприпустила рысью.

— Стой! Застрелю! — надрывался бегущий Фандорин,хотя стрелять было не из чего — по случаю свадьбы верный «герсталь» остался вгостинице.

— Эраст! Ты куда?

Фандорин на бегу оглянулся. Лизанька высовывалась из окна,на ее личике было написано полнейшее недоумение. В следующее мгновение из окнавырвался огонь и дым, лопнули стекла, и Эраста Петровича швырнуло на землю.

Какое-то время было тихо, темно и покойно, но потом в глазаударил яркий дневной свет, в ушах гулко зазвенело, и Фандорин понял, что жив.Он видел булыжники мостовой, но не понимал, почему они у него прямо передглазами. Смотреть на серый камень было противно, и он перевел взгляд в сторону.Получилось еще хуже — там лежал катыш конского навоза и рядом что-то неприятнобелое, глянцево посверкивающее двумя золотыми кружочками. Эраст Петрович рывкомприподнялся, прочел строчку, выведенную крупным старомодным почерком, сзавитушками и затейливыми росчерками: «My Sweet Boy, This is a Truly GloriousDay!»[49] Смысл слов не дошел до его затуманенного рассудка,тем более что внимание контуженного привлек другой предмет, валявшийся прямопосреди мостовой и лучившийся веселыми искорками.

В первый момент Эраст Петрович не понял, что это такое.Подумалось лишь, что на земле этому никак не место. Потом разглядел: тонкая,оторванная по локоть девичья рука посверкивала золотым колечком на безымянномпальце.

* * *

По Тверскому бульвару быстрыми, неверными шагами, не видяникого вокруг, шел щегольски одетый, но ужасно неряшливый молодой человек:мятый дорогой фрак, грязный белый галстук, в лацкане пыльная белая гвоздика.Гуляющие сторонились и провожали странного субъекта любопытными взглядами. Идело было не в мертвенной бледности щеголя — мало ли вокруг чахоточных, и дажене в том, что он несомненно был мертвецки пьян (его и пошатывало из стороны всторону) — эка невидаль. Нет, внимание встречных, и в особенности дам,привлекала интригующая особенность его физиономии: при очевидной молодости упрожигателя жизни были совершенно белые, будто примороженные инеем виски.