открыл рот, но Хесус будто предугадал новую пикировку между главарем и дерзким миллиардером.

– Отдай ему ствол!

Взгляд Матео почернел от гнева.

– Отдай ствол и прекрати выделываться! – гаркнул Хесус. – Но помни, Диего, не хочешь говорить, мы найдем слабое место и сможем надавить как следует. У всех есть слабости, правда, Матео?

Но мальчишка презрительно молчал. Он подавил свое буйство эмоций и теперь пытался найти равновесие, чтобы не сорваться в бесконечную круговерть агрессии.

Диего молча взял пистолет.

Сможет ли Матео пойти против своей девчонки, сможет ли приставить дуло кольта к голове Моники?

Или это смогут сделать другие, а он лишь получит желанный доступ к черным сбытчикам Нью-Йорка?

* * *

Я с ужасом оглядела подругу и потеряла дар речи.

Нужно успокоить ее, утешить, а во мне разрасталась невероятная злость и… безнадежность. Мерзость и надругательство уже случились. Что может их сгладить? Как стереть из памяти гадкие подробности?

– Элиса, это Альваро? – чуть слышно произнесла я, осматривая кровоподтеки на лице подруги.

На правой стороне была огромная гематома, распространяющаяся от скулы до нижней челюсти. Лилово-красный цвет с проглядывающими кровеносными сосудами заставлял меня отводить взгляд, сжимая зубы от ненависти к этим ублюдкам, кто опорочил честь Элисы. На шее «красовались» не то укусы, не то засосы от гадких поцелуев насильников.

– Я не знаю кто это был… – шепнула она, сдерживая новый поток слез – Мы с Альваро пришли к Каэтано. Там был Начо и еще несколько парней. Двоих из них я видела в нашем кафе. Помню, они заходили пару раз за алкоголем. Мы сели на диван…

Элиса сделала глубокий вдох. И я буквально телом ощутила ее напряжение. Страшное чувство передалось до мельчайших деталей.

– Альваро вышел, ему кто-то позвонил, а после он попросил подождать его минут двадцать, пока уладит все проблемы. Я хотела отказаться, но… согласилась, – подруга шумно вдохнула носом.

– Элиса, если тебе тяжело – тогда не надо, – дотронулась до ее руки, чтобы успокоить.

– Нет! Я буду говорить, мне нужно это кому-то рассказать, – проговорила Элиса, вытирая решительно слезы.

– А мама и папа видели? – спросила я, и замерла от ужаса. Что испытали родители от шокового известия?

– Да, но я сказала, что мы разбились на мотоцикле с Альваро. Слетели с одной из трасс в кювет…

– Они поверили? – засомневалась я, оглядывая гематому на лице. Разве не видно, что это удар другого человека со всей силы, а не просто ушиб об землю?

– Отец, похоже нет, – Элиса всхлипнула – но я не пойду, не пойду в полицию! – она закрыла лицо, и ее плечи беззвучно затряслись в плаче.

– Чш–ш–ш, – коснулась ее рук, и обняла подругу. – Милая моя, тише, тише…

Я не могла найти подходящих слов. Сказать о том, что хорошо, что ее оставили в живых? Что этот кошмар больше не повторится? А кто даст гарантию? И как теперь ей выйти на улицу, зная, что ее насильники, возможно, живут в соседнем дворе?

Смотрела на Элису, и сердце сжималось от бесконечного ужаса. От слез ее лицо опухало, рассечение на лбу становилось еще более уродливым.

– Начо предложил выпить, но я отказалась. Он так смотрел на меня… – Элиса закусила губы – как на кусок мяса… Потом Каэтано сказал, что у них есть одна игра, только нужно завязать глаза… Мы все, кто сидели, надели повязки, а потом…

Подруга вновь замолчала, проглатывая горечь слез и омерзительных воспоминаний. От упоминания имени Начо мне захотелось поежиться, будто по коже проползла ядовитая кобра. Он был в числе насильников, и в этом я была уверена.

– Начо начал что-то спрашивать… Игра, похожая на мафию… – она говорила отрывками, рваными фразами, и состояние Элисы было мне очень понятно. – А потом… Потом вдруг меня кто-то схватил за запястья. Веревка. Я хотела закричать… а может, даже и закричала, я не помню… Позвать Альваро… Но рот закрыли ладонью. Голос… Чей-то голос прошептал, что если начну орать, то они трахнут меня сначала в…

Элиса глубоко вздохнула, а я прекрасно поняла, о чем ей угрожали.

Мрази! Конченые ублюдки!

– Это был голос Начо, я точно помню… Мне силой залили несколько шотов текилы. Чьи-то руки стягивали одежду, лапали… Несколько пар рук…

Я закрыла руками лицо. Это было невыносимо слушать. Мне казалось, что последние события пытаются обрушить небо на мою голову. Я понимала, насколько Элисе тяжело рассказывать, потому что слушать это было не просто страшно.

А рассказывать…

Подруга вдруг замолчала, и на ее лице будто застыла маска. Маска из жутких уродливых воспоминаний.

– Элиса, давай прекратим, если тебе тяжело. Ты сможешь рассказать, когда станет хоть чуть легче все это переживать заново.

Но она, словно зомби, покачала головой. Эмоциональное состояние Элисы находилось как на американских горках. Ее сначала накрывал бесконечный плач, а теперь будто колючий круг видений из прошлого затягивал в пропасть отчаяния и горя.

– Один насиловал сверху, – произнесла она глухим голосом как из преисподней – Начо… Это был он. Заставил открыть рот.

Элиса глубоко втянула воздух через нос.

Я опустила глаза и невольно закрыла рот рукой. Гадкий тошнотворный комок подкатил прямо к горлу от того, что они делали с подругой. Мне хотелось сказать «стоп», потому что моя психика тоже этого не выдерживала.

– Они менялись. Их было четверо или… пятеро, – Элиса запрокинула голову, чтобы слезы, обжигая кожу, просто скатились по щекам. Давали силы говорить дальше, только на несколько минут облегчая тягостные страдания, израненной души.

– Я не знаю… Я не помню, – она опустила голову – Мне казалось, что это не кончится никогда…У меня ведь никого не было. Никого. И я даже не знаю, кто из них стал первым мужчиной для меня, – Элиса заглянула прямо в глаза, и от ее взгляда, настолько наивно-детского, мне захотелось взять и убить Начо и его дружков-мразей.

Элиса замолчала, обхватывая себя руками.

Я обняла ее.

Слов утешений не было. Можно ли утешить того, кто прошел через адские мучения с подачи других людей.

Только людей ли?

Могут ли сделать такое разумные существа, наделенные интеллектом?

Я понимала, что допустила чудовищную ошибку.

Надо было рассказать Элисе о Начо, его гадких наклонностях и озабоченной психике. Теперь оставалось жалеть и пытаться облегчить Элисе ее бесконечные тяжелые воспоминания о насилии.

– Дорогая моя, я обещаю, им это не сойдет с рук. Поверь мне, – произнесла я чуть слышно, зная, что Элиса услышит.

Я сама готова была в это не просто верить, а пытаться всеми силами наказать этих моральных уродов.

* * *