Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С человеком, который был и другом, и врагом. А теперь стал знакомым. Мысли о Санди уже казались бредом влюбленного придурка. Она – не его женщина. Никогда бы и не стала, сколько бы о ней не думал, не искал тайные знаки того, что они могут быть вместе.
Санди всегда любила и любит Тамерлана.
Сейчас есть та, ради которой хотелось бы снова рискнуть, поверить – мир не погряз во лжи, фальши и бесчеловечности.
Длинные гудки шли так, что казалось проникали в глубину сознания.
– Да?
– Лан?
В трубке повисла угрожающая тишина.
– Диего?! – и бывший друг будто глубоко вздохнул оттого, что реальность вдруг убийственно резанула по рецепторам.
– Да.
– Какого хера, ты кто такой… – произнес Лан, но в голосе чувствовалась неуверенность.
– Слушай, нет времени объяснять. Нужно встретиться, – оборвал его Диего.
– Да какая, на хрен, встреча, – свирепел собеседник – что, бля*ь, за приколы?!
– Лан, это не шутка, – чеканил в ответ Диего – все было подстроено. Ты хочешь именно сейчас начать это выяснять?
Он и сам начинал злиться. Ему непросто было взять и позвонить тому, с кем он предпочитал больше не пересекаться и навсегда оставить в прошлом.
– Где? – снисходительно через полминуты откликнулся Тамерлан.
– В Морелос. Когда сможешь?
В ответ послышался шепот отборного мата, и Лан задумался.
– Завтра днем. Если смогу достать билеты до Мехико, а там добраться до твоего сраного захолустья, – рычал Тамерлан. – Это твой номер?
– Без надобности не звони, – ответил Диего, – слишком большой риск.
– Ты ввязался в какую-то хрень? – уже сбавляя обороты нерешимости спрашивал бывший друг.
– Есть немного, – усмехнулся Диего, и сознание враз нарисовало образ Моники. Испуганной, с огромными голубыми глазами в которых угадывалась стеснительная заинтересованность.
– Немного, бля, – цитировал Тамерлан, усмехаясь – В общем, завтра в Морелос встретимся, и все расскажешь. Если буду задерживаться, позвоню.
И связь оборвалась.
Диего еще раз прокрутил смартфон между указательным и большим пальцем.
Что ж, Хесус хотел войны? Он ее получит.
* * *
Выйдя от Элисы, я чувствовала себя столетней старухой.
По мне словно проехали тяжеловесным катком. Внутри зияла бездонная глухая пропасть отчаяния. Если кто-то придумал черные полосы невезения, то он ошибался. В моем случае существовала гигантская бездна жизненного кошмара. И события за событием словно старались либо меня сломить, либо уничтожить.
Я достала из сумки одну пачку с купюрами и положила обратно. Денег на похороны мамы у меня нет, а нужно все организовать и уже завтра предать тело земле. Я хотела вернуть оставшиеся деньги Диего и пообещать, что потраченные средства отдам ему чуть позже, но с приходящей злостью понимала, что придется еще и похороны оплачивать за его же счет.
Утром меня разбудил звонок Ноэлии.
– Моника, возьми небольшой отпуск. Три дня тебе даю, чтобы уладить все дела, – строгий тон босс-вумен вдруг сменился на мягкий материнский голос, – Мы с Микаэлой хотим помочь материально. Приходи сегодня.
Я горько усмехнулась.
– Спасибо, Ноэлия, но я уже нашла деньги на похороны. Все хорошо.
Попрощавшись, с трудом сползла с кровати. Эта ночь была для меня адской. Мне снилась мама, Диего, Матео… Все в бессвязном клубке подсознания выдавало странные картинки воспаленной фантазии.
Но как только я вышла из дома и направилась к местному моргу, в который должны были привезти тело мамы, мобильник в сумке глухо зажужжал на вибрации.
– Сеньорита Соларес? – девичий звонкий голос полностью меня обескуражил. Кто это еще?!
– Да, – и по нервам пробежал острый ток. Из-за быстрой череды тяжелейших событий в моей жизни мне казалось, что самое страшное еще продолжает сбываться.
– Ваше прощание с мамой назначено на четыре часа пополудни. После организована процессия через город на кладбище. – девушка назвала точный адрес, где находится зал прощания и положила трубку.
В полнейшем шоке я даже не спросила кто и как все это организовал. Стояла посреди дороги ошарашенная неожиданным известием, но, взяв себя в руки, тут же перезвонила.
– Кто оплатил похороны сеньоры Соларес? – требовательно спросила я и почувствовала, как от волнения по телу прокатывается волна, сменяющая градусы температур.
– Сеньор Акоста, – весело откликнулась собеседница.
Матео!
Я растерянно посмотрела на дисплей смартфона, отключившийся после разговора. Сейчас мне все вокруг казалось дурацким сном. Окружающая реальность подкидывала странные и непредсказуемые виражи, на которых меня начинало трясти от спонтанных поворотов.
И теперь, стоя на улице под палящим солнцем, я понимала только одно.
Сколько нужно приложить усилий, чтобы простить Матео и начать заново строить с ним отношения?
Я чувствовала себя обязанной за проявление заботы. И это вызывало только гнетущие и разрушительные эмоции. Я не хочу быть с Матео.
Я не люблю его…
Не могу!
Под стеклами черных очков было незаметно, как катятся слезы одна за другой. А сознание словно кнутами стегало циничными хлесткими мысли: «Диего попользовался, дал пару сотен тысяч и забыл, как очередную дешевку. Тот, кто так нравиться, растоптал меня, унизив… А Матео…»
Очередная издевка от разума заставляла набрать полные легкие воздуха, чтобы не разрыдаться прямо на улице.
Я быстро шла по направлению к дому и хотела, чтобы никто из знакомых не видел моего опухшего от бесконечного горя лица.
Оказавшись дома, пыталась найти себе занятие, чтобы отвлечься, но воспоминания вновь проходили по памяти острыми шипами. Я ходила из угла в угол, представляя секс с Диего, его порочные глубокие взгляды на моем теле, беспардонные фразы…
Я пыталась думать о предстоящей прощальной церемонии, но все мысли все равно возвращались к бурной ночи. Гормоны не позволяли разрушить ту прочную связь, которая настолько привязала меня к Диего. Испытывая в сотый раз стыд за то, что вместо похорон вспоминаю о нашей близости, я напомнила себе о достаточно оригинальных мексиканских обычаях проводить похороны.
В Мексике не принято скорбеть о родственниках и близких. Традиция провожать в «последний путь» вовсе не траурное мероприятие. Тут привыкли петь песни, танцевать и считать, что человек вовсе не умер, а переселился в другую реальность, где его ждет новая жизнь. Но моя семья так и не пришла к этому общему стереотипу, хоть родители и прожили больше двадцати лет среди мексиканцев.
Мне было больно от потери мамы. Петь и веселиться я точно не могла. Оттого, что другие люди могут вести себя иначе на похоронах моего близкого человека, мне становилось не по себе. Я ничего не имею против традиций местного населения, но смириться с тем, что кто-то начнет плясать прямо в