Фура въехала на просторный двор с автомастерской и небольшим жилым домом. Навстречу машине вышел тощий высокий мужчина, вытирая руки грязной тряпкой.

– Колян! Здорово!

– Здорово, Михась! Гостей принимаешь?

Лина стояла со своими пакетами возле дверцы фуры. Мысленно она уже была у вокзальной кассы с заветным билетом в руках.

– Таких гостей грех не принять!

Их пригласили в дом. Здесь стоял запах табака и перегара, настоянный на запахе солярки и растворителя. Лина, колеблясь, переступила порог. Внутри завязывался тугой узел нехорошего предчувствия. Ей очень не понравился приятель дяди Коли. Уж очень у него оказался цепкий взгляд, который елозил по ней, вызывая холодок по спине. Да и сам дядя Коля изменился. Обняв ее за плечи, прижав к своему боку, он провел Лину на кухоньку.

Михась живо метал на стол помидоры, подсохший сыр, открытую банку кильки. С особым почетом из холодильника появилась бутылка водки.

– Ну, за знакомство! – провозгласил хозяин, поднимая рюмку.

Лина сидела, положив руки на колени. Ее пальцы были сжаты в замок, а спина так напряжена, что начинала болеть.

– Ты чего? Давай, не стесняйся. – Дядя Коля погладил ее по плечу.

– Я не пью. – Голос дал «петуха».

– А мы и не пьем, да, Колян? Мы расслабляемся.

Девочка переводила взгляд с одного на другого. Ей хотелось бежать. Подхватить оставленные в прихожей пакеты и со всех ног припустить по улице.

– Бери! – приказал дядя Коля.

«Выпью чуть-чуть и уйду», – решила Лина.

Дрогнувшей рукой она неловко, непривычно взяла рюмку. Посудина была жирной, в каких-то жирных каплях.

– Ну вот! Не ломайся, и все будет в кайф! – весело сообщил Михась.

Дядя Коля лишь крякнул, опрокинув в рот содержимое своей рюмки. Лина поднесла рюмку к губам. Пахло противно. Отпив глоточек, она задохнулась от горечи, от вкуса, от того, как горячая жидкость полилась в желудок. Поставив рюмку на стол, девочка закашлялась, судорожно втягивая в себя воздух. На глазах выступили слезы.

Мужчины дружно заржали. Налили по второй и выпили.

– Ты закусывай, дуреха. – Михась протянул ей вилку.

Лина подцепила из банки рыбинку и быстро положила ее в рот. Стало немного лучше, но она не хотела это повторять.

– Ешь, еще столько дел впереди, – сказал дядя Коля, широко улыбаясь Михасю.

Они пили, курили, Лина съела один помидор и еще одну кильку. Больше желудок не принимал, скручиваясь от предчувствия надвигающейся беды. Большой беды.

Беда надвигалась, это было ясно. Все чаще то дядя Коля, то Михась дотрагивались до нее, пытались обнять. Непонятно шутили. Сами ржали над своими шутками. В ход пошла вторая бутылка. «Обед» продолжался уже не один час. Лина сидела, словно проглотив кол. Она была одна в компании незнакомых мужчин, в чужом городе, и никто не знал, где она есть. Никто ее не ждал. Никто не забеспокоится о ней.

– Спасибо за все. Мне нужно идти. – Лина встала с табуретки.

– Куда это ты намылилась? – спросил Михась.

– Мне на вокзал надо. Кассы закроются.

– А ну села! – Дядя Коля больно дернул за руку, вынуждая сесть на место.

– Но мне правда пора. – Лина готова была расплакаться.

– Вот расплатишься, тогда и пойдешь.

– Сколько? У меня есть немного денег…

– Во дура! – сказал дядя Коля приятелю.

– Так щас научим! – отозвался Михась, слегка пошатываясь от выпитого.

Дядя Коля бесцеремонно задрал подол ее платья и ухватился за коленку. Его огромная потная горячая рука будто оставляла ожог от каждого прикосновения. Лина вскочила:

– Что вы делаете?

– Га-га-га, – зарыготал Михась. – Она че, целка?

– Да ты сам зырь. Морда некрашеная, одета как чучело. Такое платье еще моя бабка носила. Ясно же, что нетроганая!

Лина отступила на шаг от стола, развернулась и попыталась убежать из страшного дома. Но дядя Коля, сидевший ближе, успел схватить ее за платье. Лина не удержалась на ногах и упала, успев выставить перед собой руки.

– Ты смотри, может, ее рачком сначала? – поднялся из-за стола Михась.

Его сильно качнуло, так что пришлось хвататься за навесной шкафчик.

– Да мы ее и рачком, и жучком, и бочком, и как захотим, – пообещал дядя Коля.

Девочка вырывалась. Ее пугали эти слова, вызывавшие неприятное чувство внизу живота. Беда наступила. Мужчины крепко держали ее за руки, тащили в спальню. По пути они лапали ее за грудь, за попу, Михась, нагнувшись, укусил за ухо.

– Костлявая, – чуть покривился дядя Коля.

– Сойдет, – заплетающимся языком сказал хозяин дома.

В спальне стояла полутораспальная кровать, накрытая несвежим покрывалом. Дергающуюся Лину швырнули на нее. Она тут же попыталась встать, но получила оплеуху. К такому ей было не привыкать, поэтому сопротивление не ослабло.

– Вот сучка!

– Держи ее за ноги, – приказал дядя Коля.

Михась ухватил правую ногу девочки, дернул на себя, опрокидывая Лину на спину. Платье задралось. Дядя Коля полез под него, касаясь кожи. Отчаянно сопротивляясь, Лина вцепилась ему в лицо пальцами. Она что есть силы пнула держащего ее Михася левой ногой. Удар получился сильный, мужчина упал.

Дядя Коля, на лице которого проступала кровь, бил Лину кулаками по рукам, чтобы она ослабила хватку. Крича от страха, девочка лишь сильнее сжимала пальцы. Один из них скользнул по брови дяди Коли и угодил ему в глаз. Мужчина завопил, мгновенно ослабив хватку. Лина оттолкнула его, вскочила на кровати и бросилась прочь.

– Догони ее! – орал дядя Коля, держась за лицо.

Михась поднялся, но выпитый алкоголь замедлил реакцию. Врезаясь в стены, путаясь в ногах, он поплелся в прихожую.

Сознание Лины будто раздвоилось. Одна часть стремилась убежать, спрятаться, исчезнуть из страшного дома, быть как можно дальше. А вторая была холодна и расчетлива. Именно она заставила Лину остановиться в тесноватой прихожей, взять свои вещи, найти свою обувь и только потом выбежать.

За спиной слышалась возня, за ней бежали. Но девочку гнал вперед страх, она не чувствовала усталости и боли. Остановилась Лина, только выбежав на людную улицу. Хрипло дыша, она привалилась к стене магазина.

Прохожие обходили ее стороной. Растрепанная, с надорванным рукавом, в порванных на пятках колготах, с двумя пакетами и стоптанными туфлями в руках. Больше она не будет верить людям.

* * *

– Иван Иванович, а было на теле Осиповой что-то, что не вошло в дело? – спросил Парфенов.

У озерского судебного патологоанатома в кабинете было уютно. Маленький диванчик, журнальный столик, даже вполне домашний торшер с абажуром в крупный цветочек. Не обошлось без шкафа с застекленными дверцами, где стояли папочки, справочники и запас бумаги. Но он прекрасно вписывался в стиль эдакого земского доктора. Даже красочные подробные анатомические плакаты на стенках не придавали кабинету истинно медицинского