вида. Только чуть заметный запах спирта, дезинфектора и формалина перебивал запах отличного, хоть и растворимого, кофе.

– За кого вы меня принимаете, молодой человек? – слегка улыбаясь, спросил Иван Иваныч. – Все, что нашел на трупе, все занес в отчет.

– Не в обиду вам, но какая-то слабая привязка этого осужденного Гулимова по биологическим следам. Пара волосков на верхней одежде Осиповой – и все. А кому принадлежит подногтевое содержимое?

– По Гулимову странно, да, – согласился анатом. – Но следователь посчитал это достаточным. Тем более там ведь полное признание. И на следственном эксперименте Гулимов все показал и рассказал, насколько я знаю.

– Но эпителий из-под ногтей Осиповой ему не принадлежит? – Кирилл отпил кофе.

– Не принадлежит, – подтвердил Иван Иванович. – Там тоже мужчина, второй положительный резус-фактор. Но тот мужчина не идентифицирован.

– То есть, насколько можно судить, Осипова оказывала сопротивление, раз ногти у нее сломаны, но ни разу не оцарапала Гулимова? Разве так бывает?

– Был апрель, Гулимов был в куртке.

– И шапке-балаклаве.

– Я не исключаю такой вариант.

– Или же у него был сообщник, – продолжал рассуждать Парфенов. – А Гулимов про сообщника не рассказывал?

– Если бы рассказывал, это было бы в деле, – снисходительно сказал Иван Иванович. – Да, сообщник мог быть, но Гулимов не рассказал про него, понимая, что тогда статья будет другой и срок большим.

– Или эпителий остался после очередного клиента? Такое могло быть?

– Почему нет? Но я сомневаюсь. То, что перед смертью у Осиповой был половой акт, сто процентов. Там и выделения, и остатки лубриката свежие. А еще внутренние стороны бедер, половые губы, анус были обработаны каким-то слабеньким дезинфектором. Так что, сами понимаете, если уж она протерлась, то из-под ногтей бы тоже все убрала.

* * *

– Вы не подумайте, Иван Иваныч классный специалист, – сказал капитан Лосев, сопровождая Парфенова к следователям. – Он раньше в столице работал.

– А как же так получилось, что из столицы он перебрался сюда?

– В нашу глушь? – открыто улыбнулся Олег.

– Да, – кивнул Кирилл, неловко чувствуя себя рядом с этим огромным дружелюбным опером.

– Так он пил. И не скрывает этого. Уходил в запои на несколько недель, работать не мог. Потому что там, говорит, трупы рекой через стол текут. Вот однажды уволился – и к нам. У нас ведь не столица.

– Это точно. – Парфенов глубоко вдохнул. – Тишина.

– Опять же рыбалка.

– Ушица под водочку.

– Вы же не пьете? – удивился Лосев.

– В хорошей компании очень даже пью. Не как ваш Иван Иваныч, но случается.

* * *

Следователи, мягко говоря, приняли Парфенова весьма холодно.

– Вообще-то делом Осиповой занимался Гречкин. Вот к нему все вопросы, – сухо сказала следователь Морская.

– Даже не сомневайтесь, что Гречкину я свои вопросы задам. Вы мне можете предоставить доступ к материалам? – в который раз повторил Парфенов.

– Дело в архиве.

– Вы это уже говорили, Дарья Сергеевна.

– А вы этого так и не поняли, Кирилл Андреевич.

– И что теперь вы предлагаете? Написать официальное обращение в Центральный следственный комитет, чтобы мне выдали официальное разрешение?

– Это очень хороший вариант в вашем случае.

– Значит, именно в моем случае? – начал выходить из себя Парфенов. – Хорошо! Просто замечательно. То есть вы, конкретно вы, Дарья Сергеевна, и все здесь, – он описал рукой широкий круг, – считаете убийства молодых девчонок только исключительно моим делом. Отлично!

Кирилл вынул свой телефон, открыл галерею, нашел там фото с мест преступления.

– Вот это вот мое дело. Вы смотрите, смотрите, Дарья Сергеевна. – Майор положил аппарат перед следователем и принялся листать кадры. – Это Света Лопатина и Вероника Мацкевич. Запороты и задушены. Ничего не напоминает? Нет? Вы можете мне уверенно сказать, что у вашего Гулимова не было подельника? Подельника, который перебрался к нам после поимки соучастника, который продолжил глумиться над беззащитными девчонками? Тоже боитесь креслице свое потерять?

* * *

Сначала экран был черным, только слышались звуки шагов и приглушенные разговоры. Крышку с камеры сняли, на мгновенье мелькнуло лицо оператора – совсем зеленого полицейского. В кадре оказалась группа людей. Все они стояли у обочины шоссе рядом с крутоватым спуском к лесу. Гулимов, пристегнутый наручниками к руке полицейского, который назвал Парфенова «хреном с горы». Еще один полицейский, державший тканевый манекен, стоял с двумя штатскими, видимо понятыми. Вперед вышел мужчина с кожаной папкой под мышкой.

– Следователь Гречкин Сергей Аркадьевич, – представился мужчина в камеру. – Проводится следственный эксперимент по делу убитой Людмилы Осиповой. Показания дает подозреваемый Гулимов Марат Ильнурович. Понятые Смирнова Галина Степановна и Ладогин Борис Петрович.

Камера еще раз пробежала по лицам перечисленных, фиксируя происходящее. С неба сыпал мелкий холодный апрельский дождь. Голые деревья, прошлогодняя пожухлая трава и прелые листья дополняли унылый пейзаж.

– Марат Ильнурович, покажите, как все произошло, – попросил Гречкин.

Гулимов и сопровождающий выдвинулись вперед. Задержанный бросил короткий испуганный взгляд на следователя. Свободной рукой почесал обильную черную щетину.

– Ну, это, короче, – начал он. – Вот тут я ее схватил за руку и потащил вон туда.

Гулимов махнул в сторону канавы, за которой начинался лес. Камера проследила за движением, отчего картинка смазалась, вызвав приступ дурноты.

– Кого вы схватили?

– Ну как? Людку.

– Гражданку Осипову. – Тон Гречкина был сухим и холодным.

– Да, – быстро кивнул Гулимов, опять посмотрев на следователя. – Я ее потащил. Потом к дереву привязал.

– Покажите, как все происходило. – Гречкин кивнул второму полицейскому, чтобы тот передал Гулимову манекен.

На пару минут вышла заминка. Подозреваемый, прикованный к конвоиру, никак не мог справиться с манекеном. Пришлось расстегивать наручники.

– Продолжаем, – сказал следователь в камеру.

Гулимов обхватил манекен под грудь и вперед спиной стал спускаться в канаву. Несколько раз он поскользнулся на мокрых листьях, но все же каким-то чудом удержал равновесие. Вся остальная процессия отправилась за ним. Ладогин помог спуститься Смирновой.

– Она оказывала сопротивление?

– Да, – поспешно сказал Гулимов. – Брыкалась, как лошадь.

– Что было дальше?

– Я ее ударил по голове. Вот сюда. Вот так. – Мужчина стукнул манекен кулаком по макушке. – Чтобы угомонилась.

– Потом?

– Потом вон туда потащил. Вон, там ленточка.

Камера послушно повернулась в указанном направлении. На березе болтался обрывок полицейской заградительной ленты.

– И это, ну, – Гулимов перехватил тяжелый манекен удобнее, снова почесал щетину на подбородке, – короче, привязал ее вокруг березы.

– Показывайте подробнее, Марат Ильнурович.

Гулимов дотащил манекен до березы, положил его на землю. Обвил руками манекена дерево. Полицейский из конвоя протянул Гулимову кусок обычной бельевой веревки. Тот послушно взял и связал манекену руки.

– Ну, вот так как-то. Я не очень хорошо помню.

– Что вы стали делать дальше?

– Вытащил ремень и стал ее бить.

– Гражданка Осипова была в одежде?

Гулимов испуганно вжал голову в плечи. Его взгляд