корзина за спиной, скребок в руке, он останавливался у каждого кармана и осторожно снимал массу смолы. Свежая бензойная смола белого цвета, едва окрашена окислением. Со временем слезы желтеют, потом приобретают оранжевый, почти коричневый оттенок. Около пятнадцати зарубок были подготовлены вокруг ствола до высоты примерно в десять метров, и сборщик забирал всю смолу из ран, чтобы ничего не оставить на дереве. Как при сборе любой смолы, мастерство заключается в том, чтобы забрать у дерева лучшее, но не истощить его и не убить. Сборщик предложил мне подняться. Я собрал содержимое одного кармана, почти прижавшись носом к стволу, опьяненный восхитительным ароматом свежего бензоина, его букетом из ванильного, древесного и пудрового ароматов, к которым примешивались цветочные ноты.

Два сборщика собрали смолу примерно с двадцати деревьев на этой поляне. Этого хватило, чтобы наполнить пятнадцатикилограммовый мешок. Мне показалось, что добыча довольно скромная для стольких часов работы. Вернувшись в деревню, мы разложили урожай на полу дома Кхампьена, и аромат бензойной смолы заглушил запах очага. Кусочки смолы, которые называются слезами, были разных размеров, некоторые прилипшие к коре. Как объяснил Франсис, их рассортируют в соответствии с торговыми размерами. Кхампьен взвесил наш урожай и добавил его в один из своих мешков. В течение двух месяцев сезона сбора он покупает все, что приносят сборщики, и отправляет на склад Франсиса в Самныа. Благодаря авансу, полученному от Франсиса, Кхампьен покупает урожай у нескольких деревень, отправляет его Франсису и получает комиссионные. Во Вьентьяне Франсис получает бензойную смолу от своей сети, покрывающей весь север страны. Десятки женщин заняты сортировкой слез по размерам. У самых крупных слез самые лучшие качества. Затем Франсис отправляет смолу по своим клиентам. В их числе и компания, в которой работаю я. Нам остается только растворить слезы в спирте, чтобы получить резиноид бензоина, который потом войдет в наши формулы. Более короткой цепочки и быть не может.

На обратном пути во Вьентьян Франсис рассказал мне, что в колониальную эпоху производственные зоны были теми же, что и сейчас. В тогдашнем Тонкине собранную бензойную смолу переносили на спине в мешках по двадцать пять килограммов, потом урожай сплавляли по реке на бамбуковых плотах до Луангпхабанга, богатого города на севере. Что касается восточных провинций, то там собирали караваны из повозок, запряженных волами, и отправляли во Вьентьян, где бензойную смолу перепродавали китайским торговцам, которые везли ее в Ханой, Сайгон или Бангкок. Конечный пункт назначения, Бангкок, путь до которого мог занимать около трех месяцев, был главным портом отправки бензойной смолы.

Все это осталось в далеком прошлом, но доставка по-прежнему была для Франсиса делом непростым.

– Я здесь гость. Я должен быть абсолютно безупречен, что касается правил и режима налогов и сборов. Доверие завоевывается медленно, и потерять его можно в любой момент. Очень многие европейцы забывают об этом… За мной наблюдают много лет, теперь администрация и министры принимают меня всерьез и поддерживают. Серьезная проблема – контрабанда. Я единственный, кто оплачивает патент на сбор бензойной смолы, все налоги в провинциях и экспортный налог. Все знают, как действуют китайцы и вьетнамцы: по деревням ездят мотоциклисты, предлагают наличные, чтобы купить смолу дороже, чем я, у тех людей, которым я выплатил аванс. Власти знают об этом, администрация закрывает на это глаза, потому что коррумпирована и пользуется этим…

Я много раз возвращался в Лаос, чтобы навестить Франсиса. Каждый раз я видел его новые свершения, новые проекты, склады, построенные в новых районах сбора бензойной смолы, различные новые продукты. Теперь он продает еще и королевскую корицу, известную как «корица из Хюэ».

Эта корица когда-то предназначалась только для королей, но ее вырвали из забвения, когда нашли старые коричные деревья в храмах.

Франсис также предлагает местный красный имбирь и воск от диких пчел. Это уникальный воск с тяжелым ароматом, дымным, животным, настоящая находка. Также он работает с мелкими традиционными перегонными предприятиями, на которых дистилляции подвергают дерево уд. Они есть в отдаленных деревнях, и Франсис просто влюбился в это мифическое дерево, Aquilaria. В Лаосе таких деревьев много, и Франсис даже купил одно столетнее дерево уд, обнес решеткой, чтобы его не срубили, и превратил в святилище. У Франсиса свои шаманские ритуалы.

Во время моего последнего приезда в 2017 году он как раз приходил в себя после двух трудных лет. Разливы Меконга и другие климатические катаклизмы не обошли его стороной. Но он сохранял оптимизм и решимость в стране, для которой наступило время перемен. Мотоциклы наводнили Вьентьян, стало много туристов. Сон Лаоса закончился. Навязанная Китаем скоростная железная дорога Куньмин – Бангкок продвигалась через леса Северного Лаоса. Правительство приказало переселить целые деревни, если они мешали планам. В сельском хозяйстве китайский империализм медленно и без шума занимал позиции: лесные концессии, большие плантации гевеи, маиса, маниоки. Неудивительно, что современность начала поглощать традиции.

Франсис очень тяжело переживал смерть Кхампьена, которого в самом расцвете лет унесла болезнь.

– Это был замечательный человек, умный, верный. Его дед собирал бензойную смолу, его отец воевал, а он сам стремился к миру и процветанию. Он помог мне многое понять…

В его лице Франсис потерял друга и связь с джунглями. Вместе с Кхампьеном ушел тот Лаос, который Франсис узнал, когда приехал, тот, который почти не изменился со времен колониализма. Начиналась новая история. Борьба Франсиса с нелегальной торговлей, его положение в Лаосе позволили ему поговорить об этом с премьер-министром. Готовились новые законы.

– Потребовалось двадцать лет, но теперь я наконец почти у цели, – сказал он мне. В Европе он оставался неутомимым посланником умного лесоводства. Франсис проявлял большой интерес и к другим ароматам, которые собирают на деревьях в других частях света, таким как перуанский бальзам, стиракс ароматный или ладан.

Мы долго беседовали об этих бальзамах и смолах, родственных по запаху, истории и проблемам, которые придется решать, чтобы они сохранили свое место в парфюмерии в разных концах света.

Однажды я сопровождал Франсиса на церемонию открытия колледжа, строительство которого он финансировал вместе с одним из его клиентов. Франсис терпеливо доказывал, что строительство колледжей в далеких районах важно, чтобы избежать оттока молодежи в города, чтобы у людей появилась возможность остаться и жить тем, что дают джунгли. Нас приветствовали выстроившиеся рядами жители деревень в традиционных костюмах. У девушек зубы были выкрашены красной краской, придавая их сияющим улыбкам загадочный вид. Там, где я видел красоту и экзотику, Франсис видел этнос, лао кхао пуланх, язык, культуру, экономику каждой