Но это со мной приключилось на самом деле, честное слово!Это была тварь в человеческом облике. Оборотень. Знаете, я и тогда была твердоуверена, и теперь стою на том же: если бы я все же села в машину, к этому – тамбы мне и конец. Потому что оно охотилось. Не могу объяснить, почему, но я этознаю совершенно точно. Оно охотилось на людей, на одинокого прохожего. Там бымне и конец. Не знаю, почему оно не выскочило из машины, не бросилось на меня.Не берусь гадать. Да, я где-то читала впоследствии, гораздо позже – именно так,боковым зрением, глядя не прямо, и можно увидеть истинный облик какой-нибудьнечисти. Так в народе считают. И ведь оказалось, все правильно!

Исчезали ли люди из расположения дивизии? В тех местах?Ну разумеется, случалось. На войне это бывает не так уж редко и официальноименуется «пропал без вести», о чем родным отсылается соответствующееизвещение. Мало ли что… Одного уволокла неприятельская разведка, другойпопросту дезертировал, третий наступил на мину, и его разнесло в мелкие клочки.Всегда находились разумные, привычные объяснения. Чтобы предполагать нечтоподобное моему случаю, нужно испытать это самому, а такое, к частью, случаетсядовольно редко. Я в жизни не слышала от людей ничего подобного, никаких историйо встречах с чем-то подобным… а впрочем, я и сама до-олго никому нерассказывала. Такие вещи человек обычно держит в себе, нет ведь нидоказательств, ни улик.

Но это было со мной, чем хотите клянусь…

Сержант застрелил венгра. Всадил в него длинную очередь изППШ шагов с десяти.

Событие было не бог весть какое, не вызвавшее, если честно,ровным счетом никаких эмоций. Сержант воевал давненько, с сорок второго, тоесть два с лишним года, и на счету у него было немало вражья – немцы, румыны,уже здесь – парочка венгров, еще до этого, нынешнего.

Не безоружного шлепнул, в конце-то концов, и уж безусловноне мирного жителя – венгр был военный, в полной форме, в каске, с автоматом, нецветочки собирать вышел, не прохлаждаться…

Наши брали небольшой городок на самой границе с Австрией.Немцы отступали, Венгрию они уже потеряли, и ловить им тут было нечего. Венгрытоже уже выдохлись – но вот местные партийцы еще кое-где пыталисьсопротивляться.

Выскочивший на сержанта мадьяр был как раз партийным, судяпо повязке со скрещенными стрелами на рукаве – салашисты долбанные, ничегоудивительного, уже видали таких… Упрямый, как все фашисты. Вылетел из-за угла,вскинул автомат здешнего производства, судя по перекосившемуся лицу, собиралсярубануть по сержанту очередью решительно и всерьез.

Ну, а сержант опередил. Для него это был далеко не первыйуличный бой. Мадьяр завалился на кучу кирпича возле угла полуразрушенного дома,чуть-чуть подергался и кончился. Убедившись в этом быстрым опытным взглядом,сержант махнул своим, и они бросились дальше, к окраине.

Но этот «стрелочник» оказался последним. Большесопротивления они нигде не встретили, городок был взят окончательно, и войскапринялись в нем осваиваться.

А с темнотой – началось…

На ночлег взвод расположился в каком-то складе, капитальномстроении с крохотными окнами в решетках. Венгерского никто не знал, но, судя побольшим аляповатым вывескам и тому, что склад примыкал к домику, которыйопределенно был магазином, принадлежала эта хоромина какому-то торговцу не измелких. Грустно только, что и в магазине, и на складе было хоть шаром покати –не нашлось ничего, подходившего бы под категорию полезных в хозяйстве военныхтрофеев. И бесполезных тоже не было – лабаз, такое впечатление, вымели подметелку. Быть может, отступавшие немцы постарались, движимые тем жехозяйственным рефлексом. На складе все еще стоял слабый, но стойкий запахколбасы, копченостей и еще чего-то съестного – а мимо таких вещей ни одинрасторопный солдат любой армии ни за что не пройдет…

Ночью сержант проснулся оттого, что в ноздри настойчиво лез другойзапах, гораздо более неприятный, насквозь знакомый – душный, сладковатыйзапашок разложения.

Он открыл глаза. Непонятно было, как это получается, что онвидит окружающее, что твоя кошка – внутри огромной коробки с парой крохотныхокошечек под самым потолком должно быть темно, как в погребе. И все же онотчетливо видел, что рядом вместо Васьки Кондакова лежит давешний мадьяр, и непросто лежит, а поглядывает. Лицо у него было определенно неживое – этакойвосковой белизны, стянутое гримасой, рот приоткрыт, да так и застыл – но глазасмотрели, как живые. Воняя знакомым запашком начинавшегося разложения, венгрявственно издал звук, что-то вроде: «Хыр-хыр-хыр».

Это был никакой не кошмар. Слишком реально бил в нос запах,и покрытый шинелью дощатый пол был жестким, пыльным, и все прочее, абсолютновсе, свидетельствовало, что это не сон…

Сержант заорал – чисто машинально. Поднялись две-три головыи тут же упали, никто не проснулся, привыкли, каждую ночь кто-нибудь вот так даорал во сне…

Однако сам сержант не просыпался – а значит, и не спалвовсе, и покойничек в том самом мундире, с фашистскими стрелами на рукаве, сознакомой рожей, ухоженными усиками лежал рядом, все так же издавая свое«хыр-хыр-хыр»…

Здесь был даже не страх, а что-то другое – быть может,ощущение острой неправильности момента. Сержант в жизни с таким не сталкивался,не верил ни в какую загробную жизнь и бродящих ночами мертвецов. Однако дохлыймадьяр был здесь, совсем рядом, лежал, таращился и хыркал…

Сержант осторожненько приподнялся, переступая меж лежащими,отступил бочком-бочком, отошел в угол. Старательно пытался себе внушить, чтовсе это ему только мерещится, бывает такое из-за расстроенных нервов. Закрылглаза, прилег на свободное местечко, прижался к стене и попытался задремать.

Очень быстро ноздри вновь ощутили противный запашок, и рядомпослышалось: «Хыр-хыр-хыр»… Покойный опять был тут. Лежал, таращился в лицо ииздавал прежние звуки, то ли хрюкал, то ли фыркал. Сержант крепко зажмурился,надеясь, что как-нибудь само собой обойдется. Время шло. Мертвец так его и некоснулся, и на том спасибо – но его присутствие чувствовалось совсем рядом:окоченевшее, распространявшее холодок тело – или только казалось, что веет этотхолодок? – запах, хорканье…

Сержант вскочил и решительно вышел во двор, под звезды.Видно было неподалеку бдительно прохаживавшегося часового. Достав кисет,сержант проворно, на ощупь свернул себе цигарку. Высек огонь, припалил,затянулся.

Рядом послышалось хорканье, потянуло тлением. Чертов мадьярторчал рядом, у самого плеча, фыркая и таращась. Часовой смотрел прямо на них,но никак не реагировал – и сержант понял, что тот не видит странного гостя…

Так и прошло несколько часов до рассвета – когда сержантуходил внутрь, ложился и пытался задремать, мадьяр возникал рядом, укладывался– непонятно, как он оказывался меж сержантом и его соседом – и снова начиналосьфырканье. Когда сержант выходил на свежий воздух, покойник очень быстропоявлялся рядом…