Если бы Фанни испытывала страсть к аналитическимразмышлениям, она непременно сделала бы вывод: наверное, ей всю жизнь хотелосьиметь капризного ребенка, вот она и завела его себе. Вернее, он сам завелся… Ноона предпочитала не думать ни о чем, что разделяло ее с Романом. Да и не имелаотношения к материнским чувствам снедавшая ее нежность, окрашенная вожделением!Ну а возраст разделял их по-прежнему, и если Роман не замечал в постели, ночью,ее морщинок, тем паче что их определенно стало меньше (любить молодого – лучшеесредство помолодеть самой!), то днем Фанни то и дело прикидывала, а подвыгодным ли углом падает на ее лицо свет, или как-нибудь не так, или что-нибудьтам ненужное выделяет… подчеркивает… углубляет… Вот в «Le Volontaire» свет нанее всегда падал на редкость удачно, поэтому Фанни очень любила, когда Романтуда являлся. Во-первых – в этом замечательном приглушенном свете (старинныелампы, а не какая-нибудь неоновая мертвечина!) она выглядела обворожительно исексуально, во-вторых – любимый мальчишка все время на глазах. Правда, иногдаон вдруг уходил, предупредив, что должен навестить мать… но куда шел насамом-то деле?

Фанни мрачнела, втихомолку бесилась, а ловя понимающиевзгляды Армана, бесилась еще больше: ну что он привязался, этот клошар сглазами психоаналитика, какое ему дело до ее любви, ведь и все остальные вбистро: и клиенты, и обслуживающий персонал – все мигом поняли, но никто некидает оскорбительно-пронизывающие взоры в сторону мадам и ее молодоголюбовника! Впрочем, взгляды Армана были исполнены отнюдь не презрения, а скореесочувствия, особенно когда Роман внезапно исчезал, а Фанни металась, не находясебе места. Один раз не выдержала – буркнула Сикстину, что через полчасавернется, схватила пальто и выскочила на улицу. На бегу, просовывая руки врукава пальто, бросила случайный взгляд в окно бистро и увидела Армана, которыйпокинул свое насиженное местечко и стоял почти вплотную к стеклу, провожаяФанни мрачновато-насмешливым взглядом. Белая косматая Шьен стояла рядом назадних лапах, прижав передние к стеклу, и тоже таращилась на Фанни.

«Да что они, следят за мной, что ли?» – почти с ненавистьюподумала она, но тут же забыла об Армане и о Шьен, потому что уже оказалась напересечении улиц Друо и Прованс, около дома, о котором говорил ей Роман. Нуконечно, это тот самый дом: напротив здания страхового агентства «Кураж»,одетого зеленой ремонтной сеткой, увешанного люльками-сидушками с рабочими.Длинное здание: несколько витрин антикварных лавок, несколько подъездов. Тольковся штука в том, что здание-то одно, а домов в нем находится много: рю деПрованс 1, 3, 5, 7, 9, 9а, 11… Таковы причуды парижского градостроения! И напротяжении всего этого здания вверху, под самым гребнем крыши, тянутсянебольшие окошки – те самые комнатки для прислуги.

Ну и за которым из этих окон Роман?

Фанни прошлась вдоль фасада раз и другой, поздоровалась сдвумя знакомыми антикварами, которые частенько забегали в ее бистро, –Поль-Валери был их постоянным клиентом, они не оставляли надежды сделать такойже постоянной клиенткой и новую мадам «Le Volontaire». Снова мотаться мимоздания было просто неловко, да и подозрительно… На самом деле никто на неевнимания не обращал, никому не было до нее никакого дела, однако у Фанни рыльцебыло в пушку, оттого ей и чудилось, будто взгляды всех встречных обращеныименно на нее.

Она снова прошла квартал до конца и остановилась на углуулиц Фробур-Монмартр и Прованс, напротив китайской харчевни. Делая вид, будторассматривает витрину, Фанни уже оттуда исподволь бросала взгляды на домнапротив.

Семь дверей. В которую войти?

Стоп! Да чего голову ломать? Роман же ясно сказал: в домебуланжерия и три антикварных магазина. Вон оно, искомое сочетание. Значит,Фанни нужен номер три.

Она перебежала дорогу. Вот традиционная синяя дверь,украшенная черным чугунным литьем, вот кодовый замок… Ну и что дальше, кода-тоона не знает?!

Минута отчаяния: вернуться в бистро и опять мучитьсянеизвестностью? И вдруг замок щелкнул, дверь отворилась – Фанни вжалась встену, пропуская высокую толстую даму лет под восемьдесят с аристократическимпрофилем, надменно поджатыми губами и в потертом каракулевом манто. Подмимолетным взглядом ее выцветших глазок, утонувших в морщинистых веках, Фаннимигом ощутила себя каким-то жалким существом, букашкой, козявкой… плебейкой!Да, аристократическое происхождение – его сразу видно, его невозможно подделатькаким-нибудь парвеню!

А не об этой ли гранд-даме, обедневшей графине, упоминалРоман? Если так, Фанни попала именно туда, куда нужно!

Она рванулась вперед, ввинтилась между медлительнойгранд-дамой и дверью и проскочила в крытый дворик, уставленный цветочнымикадками.

– Вы к кому, милочка? – надменно вопросила вслед графиня,однако Фанни уже пробежала дворик и захлопнула за собой дверь респектабельногоподъезда.

Лифт, на счастье, оказался внизу – видимо, на нем спустиласьграфиня. Иначе пришлось бы тащиться под крышу пешком: ведь вызвать лифт могуттолько жильцы дома – у них есть ключи. Впрочем, без подъема пешком все же необошлось, потому что лифт доходил только до шестого этажа, а комнаты дляприслуги размещались выше. Но вот Фанни наконец-то очутилась в длинном коридорес длинными рядами дверей по обе стороны. Здесь царила та же чистота, что и вовсем доме, но респектабельностью и не пахло: ни цветов, ни ковров, нинавощенного паркета, – нет сомнения, что живут здесь небрежно, скудно,временно.

Фанни передернуло. Захотелось уйти. Глупая затея, конечно,подниматься сюда. Вот как выйдет сейчас из какой-нибудь двери Роман – ну чтоона ему скажет? Как объяснит свое появление? Он решит, что Фанни за ним следит,– и будет совершенно прав. Вообще-то, не все ли ей равно, здесь он живет или вдругом месте, ходит сюда, чтобы повидаться с матерью, или нагло врет про мать,а здесь обитает его молодая любовница? Да пусть делает, что хочет, пустьисчезает, куда хочет, пусть встречается, с кем хочет, – чем проще будетотноситься Фанни к этой безумной связи, тем лучше для нее же! В конце концов,они с Романом вместе и каждый по отдельности получают, что хотели: она –неистового любовника, который заставляет ее не только кричать от наслаждения,но и трепетать от нежности, он – ну, комфортную жизнь, изобилие тряпья ипарфюмов, которыми Фанни его, честно признаться, завалила, так что он уже нешляется в потертой куртке и заношенных джинсах, сшитых невесть в какойподворотне и выдаваемых за «Levi’s», а носит классные штанцы из «Gap», «Burton»и того же «Levi’s», но только подлинного. Конечно, все это не Черутти и неВерсаче, но нормальная, хорошая, модная одежда! А чтобы одеваться от Версаче,ему надо было сойтись с миллионершей или любовницей миллионера, вроде Катрин…