Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А дальше, на следующее утро, то есть сегодня, ТВ заявилась к нам.
Я проснулся от голосов на кухне. Мамка с Валерьевной давно дружат, но в гостях она у нас бывает не часто. Особенно по утрам. Поэтому я сразу насторожился и поплёлся выяснять, что за хрень творится в этом доме.
ТВ отмазалась, что зашла перед работой, якобы по пути, и они вдвоём насели на меня по поводу вокала. Одна начала причитать, что после прошлого концерта её чуть не порвали за моё отсутствие, тут же вторая подключилась… Короче, я пообещал, что вечером буду на репе. Больше потому, что мне не понравился её, Валерьевны, тон. И взгляд. И вообще всё. Как она говорила, всё какими-то полунамёками… Она так хитренько улыбалась и так лупилась на меня, словно понимала, о чём я теперь усиленно думаю.
А ещё — я потом пошёл проводить её и спросил прямо, рассказала ли она что-нибудь мамке. Она снова оскалилась и зачем-то даже по щеке меня огладила. И ответила, что, конечно же, ничего никому не скажет, потому что мы с ней (вот уж не ожидал) друзья, но и я, в свою очередь, тоже не подведу её больше.
В целом, итог ясен: теперь я у ТВ под колпаком, и потому голосить мне, как соловью нещипанному, походу, до скончания дней моих…
— Молодец! Красотка! — выкрикнул я «Маленькой стране», поаплодировав и показав двумя руками класс.
Она засмущалась и убежала за кулисы, а следом на сцену прогромыхала Тимонина.
Массивные ботинки, юбчонка в стиле аниме, белая рубашка и тонкий чёрный галстук — «Мажорский» дресс-код.
Валерьевна изначально разделила нас на коллективы. В «Мажоры» вошли Леська, Тимонина, Лебедь и Бекетова.
Я всегда был отдельно, как правило, с гитарой, но впоследствии нас как только ни миксовали.
В общем, у «Мажоров» испокон веков существовала традиция ходить на репы в том же, в чём обычно выступают, однако следовали ей не все. Тимониной на традиции было одинаково, её чаще можно было видеть в безразмерных толстовках и широких джинсах, поэтому её новый прикид меня удивил.
А Трунин даже присвистнул:
— Ну них-х-х… фига се… — протянул он, оторвавшись от игрушки. — Слушай, а ножки-то у Машки зачётные! Не жалеешь?..
Я проигнорил, поскольку он и так знал, что я на это отвечу.
Просто вздохнул и снова перевёл взгляд на Тимонину.
Она пела «Расскажи мне мама» артистки Славы. Эта песня очень ей шла. У Тимониной был такой же низкий, почти пацанский голос, и теперь, со своими чёрными волосами, стильная, как стая стилистов, она действительно выглядела круто.
Даже я на минуту залюбовался. Трунин же, который ещё до преображения, давно, примерно с яслей, питал к Тимониной скрытую симпатию, вообще сидел с отвисшей пачкой.
Я ткнул его в бок, чтобы вспомнил про Наську, но тут в зал завалились Леська, Лохматый и Валерьевна.
— Королева везде теперь ходит со своим пажом? — пробормотал я другу.
— А ты чё, не в курсе, они же вроде как встречаются… Говорят, лапают друг друга прям под партой…
Мы проследили, как Леська, спустив на руки Лохматому свой пуховик, подошла к сцене, как Тимонина сбежала с неё, как они радостно обнялись и даже чмокнули друг друга в щёчки…
Это слегка поломало мне мозг, но я решил не углубляться.
— Кто говорит? — вернулся к теме.
— Да Лебедь как-то брякнул.
— Ты дебил, нашёл, кого слушать. Он, небось, и про нас с тобой такое говорит.
— Так, мои хорошие! — перебила нас Валерьевна, замахав наманикюренными пальчиками. — Леся, Серёжа, идите сюда!..
— Чёт мне это уже не нравится, — проныл я Трунину, лениво соскребая себя с насиженного места.
Подвалил к ТВ, покосился на застывшего в двух шагах Лохматого.
— Так, Серёженька… Олеся… Сегодня мы начинаем репетировать новый номер. У вас дуэт…
— Чего?! — тут же возмутилась Леська. — Ну, Татьяна Валерьевна, ну только не с Аверьяновым!
— Только с ним! — отрезала Валерьевна, вручив нам листочки.
Я бросил взгляд на текст. «Луч солнца золотого»… В лучшем случае придётся просто переглядываться и «нежнее, Серёжа, нежнее» друг другу улыбаться.
— Татьяна Валерьевна, а поставьте вместо меня Трунина — он обожает эту песню!
— Чё?! — Откуда-то прилетела Трунинская шапка — он вообще не пел.
Торчал в клубе чисто ради тусы. Иногда его ставили с кем-то, точнее вместо кого-то, чтобы прикрыть «дыру», но голоса у него действительно не было. Как и слуха.
— То есть, я хотел сказать, Лебедя! — опомнился я, покрутившись по сторонам.
Лебедя не было.
— Нет, солнце моё, — твёрдо оборвала Валерьевна, — ты прекрасно знаешь, что никто не споёт эту песню лучше вас с Олесей. К тому же, у нас на страничке в соцсети, если ты не знаешь, недавно проходило голосование, и по его итогам ваш дуэт занял первое место! Зрители хотят видеть вас на сцене, Серёжа. Вместе. Так что всё! Всё! — захлопала она в ладоши. — Репетировать! Бегом!
Я выругался, но делать было нечего — поплёлся исполнять очередной каприз Валерьевны.
Во время восхождения на сцену ко мне подбежала «Маленькая страна», и, заставив склониться к ней, прошептала в самое ухо:
— А я недавно слышала, как Леська сама просила Татьяну Валерьевну поставить вас дуэтом.
Глава 23
Марина
Иногда я думаю о том, что наша жизнь похожа на клетку, решётками в которой служат сложившиеся с годами устои, связи, обстоятельства. И чем старше мы становимся, тем теснее становится эта клетка. Тем меньше в ней остаётся пространства для манёвра.
Это только в юности нам кажется, что, повзрослев, мы обязательно будем свободными и наконец-то позволим себе делать всё, что захотим. На самом деле, чем больше тебе лет, тем больше у тебя появляется обязательств, а значит и рамок, сковывающих твою так называемую «свободу».
О подобных вещах я размышляла и накануне вечером, переписываясь с Серёжей в месседжере.
Серёжа наивен. Он юн и, как все молодые и полные энергии люди, конечно уверен, что всё, что он задумает, обязательно сбудется. И что для того, чтобы всё сложилось так, как нужно ему, достаточно лишь желания.
Нет. Вот так: Желания. С большой буквы.
Желание для него сейчас превыше всего.
Серёжа х о ч е т быть со мной. Он загорелся. Как ребёнок, увидевший новую игрушку, он готов сейчас на всё, лишь бы заполучить то, что хочет.
И ему плевать, он разрушит не только свою клетку.
С одной стороны, это подкупает.
Но