И она не могла бы это объяснить никому. В том числе и себе самой. Дело в том, что это Винченцо. Мужчина, в которого она влюбилась еще юной девушкой. Мужчина, которого она никогда не забывала. Мужчина, которого она хотела всегда. Этот миг был неминуем, хоть она и не могла этого объяснить. Происходило нечто естественное. Отчасти и грустное, но об этом она сейчас отказывалась думать. Это была их ночь. Кульминация всего того, что она испытывала к нему с самых юных лет. Винченцо.

А затем он заключил ее в объятия и поцеловал. Это был жадный поцелуй, который словно воспламенил ее изнутри. И снова, в один миг она сама почувствовала себя пламенем. Сделала шаг назад, взялась за молнию на спине и расстегнула платье, в котором провела весь этот вечер. Она приспустила его до пояса, демонстрируя Винченцо свою обнаженную грудь. Ей хотелось это сделать. Самой раскрыть перед ним свое тело. Гордо и не смущаясь.

Ее тело свидетельствовало о том, какой была ее жизнь. Какие вещи она любила. О том, что ей нравилось печь хлеб и есть его тоже нравилось. Что ей всегда нравилась выпечка. Что она работала на солнце, а потому у нее были веснушки на руках и плечах. Что ногти ее были короткими, потому что заниматься садом нельзя с длинными ногтями. По крайней мере, они здорово мешают при работе с растениями. Перед ним стояла та Элоиза, которой она сама решила стать. И сейчас она решила отдаться ему.

Платье соскользнуло к ее ногам, и она осталась перед ним лишь в золотых туфлях и трусиках того же цвета. Она увидела свое отражение в одном из зеркал, и на миг ей не понравилось, как трусики обтягивают ее бедра. Немного врезаясь, ибо ее тело не было идеально подтянутым. Но, глядя в лицо Винченцо, Элоиза видела лишь лютый голод, и не жалела ни о чем. Все было прекрасно. Она сделала шаг вперед, и лицо его дрогнуло.

— Ты прекрасна, — произнес он хриплым голосом.

Кровь ударила ей в голову.

— Я рада, что ты так считаешь.

— Я бы ни за что не сказал тебе, что твое тело создано для секса, учитывая, сколько всего ты достигла. И все же мне кажется, что секс… со мной — одно из главных твоих предназначений.

По идее это не должно было казаться ей комплиментом, но казалось. Она остановилась и положила руку на его грудь.

— Только если ты признаешь, что твое тело решительным образом создано для секса. Особенно со мной.

Улыбка тронула его губы. Ее сердце екнуло. Как часто этот мужчина улыбался? Крайне редко. Скорее никогда.

Она принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Медленно. Возбуждение в ней нарастало по мере того, как она обнажала его грудь. Утром, когда Винченцо вошел в комнату с обнаженным торсом и преподал ей урок танца, он был великолепен. Но сейчас… Он был невероятно сексуален. Они оба не могли больше ждать. Она провела руками по его могучей груди, по животу, затем ладони ее скользнули к его плечам, и она сбросила на пол его рубашку и пиджак. Он был великолепен. Стоял перед ней в черных брюках, с полностью обнаженным атлетичным торсом. Идеал физической формы в традиционном смысле этого слова. Мужчина, словно вытесанный из камня, а не из плоти, но горячий на ощупь. И она не могла отрицать, что каждый дюйм его тела был воплощением мужественности.

У нее слюнки потекли. Еще утром ей хотелось лизнуть его, и теперь она это сделает. Она склонилась, нежно поцеловала его грудь. Затем коснулась языком его кожи, облизала сосок. После чего двинулась выше, к шее, и тихонько укусила его за скулу.

Винченцо обхватил ее, взяв за руки и заведя их за спину.

— Шалунья, — сказал он.

— Возможно.

Элоиза будто стала другой. А может, и нет? Она чувствовала себя раскрепощенной, хоть Винченцо и держал ее в плену своих объятий. Ей подумалось, каково это — жить, не зная груза прошлого. Не быть угнетенной и жить исключительно в мире фантазий. Сейчас она ощущала правильность всего, что происходит. Свободу. Она была свободной.

Винченцо целовал ее, не отпуская рук. А затем подхватил и отнес в свою спальню. Он усадил ее в центр кровати и, поддев пальцем ее трусики, мгновенно стянул их. Затем поочередно расстегнул ей туфли и бросил их на пол.

— Откинься на подушки! — велел он. — И раздвинь ноги.

На миг Элоиза смутилась, потому что команда была очень откровенной, а такая откровенность была ей прежде неведома.

— Раздвинь их, — повторил он, она подчинилась и легла на подушки у спинки кровати.

Она раздвинула бедра, хоть ей и казалось, будто невидимый магнит пытается заставить ее сдвинуть их. Прикрыться. Одно дело — стоять перед ним обнаженной, словно муза на картине художника, и совсем другое — совершать нечто, столь откровенно сексуальное. Чего не увидишь, гуляя по музею.

И все же она это сделала. И стоило ей заметить, какой эффект это произвело на него — увидеть его твердую плоть, возбужденно восставшую под тканью его брюк, — ее смущение тут же улетучилось. Рука ее непроизвольно двинулась вниз. К центру ее влажного лона.

— Черт возьми, Элоиза, — проговорил Винченцо. — Это будет быстрее, чем мне бы того хотелось.

— У нас вся ночь впереди, — возразила она.

Ее дыхание учащалось по мере того, как нарастало возбуждение. Желание принадлежать ему стало нестерпимо.

— Да, — согласился Винченцо.

Он сбросил с себя обувь и снял носки. Затем расстегнул ремень, и его брюки скользнули вниз по крепким бедрам. Его прекрасное мужественное тело предстало перед ней. Элоиза выгнулась на кровати, изнемогая от желания. Она не могла больше ждать. Его губы тронула легкая улыбка. Он обхватил ладонью свою возбужденную плоть, сжав ее. Затем опустился на кровать, обнял Элоизу, притянул к себе и страстно поцеловал. Он отвел ее руку, прикрывавшую лоно и прижал вместо нее головку своего мужского естества.

— Умоляю! — прошептала она.