Незадолго до суда Романовым опять позвонил следователь.Трубку снял Родислав.

– Родислав Евгеньевич, со мной тут связались из суда,они не могут разыскать Татьяну Федоровну Кемарскую, чтобы вручить ей повестку.Она должна на суде давать свидетельские показания. Не подскажете, как ее найти?

– Так она на даче вместе с внучкой. Ее в Москве нет.

– А где дача, вы знаете?

– Она адрес оставила. Сейчас я у жены спрошу, у неезаписано.

Родислав попросил Любу найти адрес соседской дачи ипродиктовал его следователю.

– Далековато, – вздохнул тот. – Некому будетповестку отвезти.

– Давайте я отвезу, – вызвался Родислав. – ИТатьяну Федоровну на суд привезу, вы не беспокойтесь.

– Вот спасибо вам! – обрадовалсяследователь. – Так я передам секретарю суда, чтобы повесточку прямо вамдоставили, лады?

– Договорились.

На следующий день Романовы получили повестку для гражданкиКемарской, и Родислав поехал за город, чтобы предупредить Татьяну Федоровну оприближающемся суде и необходимости в скором времени прибыть в Москву. Лариса,уже почти полностью оправившаяся от пережитого шока, играла где-то сподружками, а ее бабушка, вся в черном, одиноко сидела на крылечке, смотрела впространство и вздыхала. Увидев подъехавшего на машине Родислава, она даже непошевелилась, а узнав про суд, долго жевала губами и ничего не говорила.

– Как я поеду? – наконец произнесла она. –Мне ребенка не с кем оставить. И на суд ее брать не хочется, незачем ей прородного отца такие ужасти слушать.

– Если хотите, мы Ларису заберем и отвезем на несколькодней к нам на дачу, там наши дети и моя мама. А после суда, когда всезакончится, привезем сюда.

– Хорошо бы… Нет, не поеду я на суд. У меня совсем силнет, все слезы выплакала, сердце болит постоянно, а тут до электричкидобираться пять километров пешком да еще на электричке два часа трястись. Нет,не сумею.

– Я вас отвезу, – тут же ответил Родислав. –Приеду накануне, заберу вас с Ларисой, отвезем сначала ее к нам на дачу, апотом вас домой доставим.

– Тогда ладно, – согласилась пожилая женщина.

Так и поступили. За день до суда Родислав забрал бабушку ивнучку, заехал на дачу, где отдыхали Коля и Леля с Кларой Степановной, оставилтам Ларису и привез Татьяну Федоровну домой.

– Пойдемте к нам ужинать, – пригласил ее Родислав,выполняя наказ Любы, которая еще с утра подумала о том, что женщина вернется впустой дом, где даже хлеба нет. – Жена нас ждет.

– Не нужно, – со скорбным достоинством ответилаТатьяна Федоровна, – я уж сама как-нибудь. Мы не нищие, в подачках ненуждаемся.

Судя по всему, это было ее любимой приговоркой.

– Ну что вы, – принялся уговаривать ееРодислав, – никто и не думает, что вы нищие и нуждаетесь в подачках. Новедь вас больше месяца не было в Москве, у вас и продуктов-то никаких нет. Небежать же вам в магазин после такой тяжелой дороги. Тем более что завтра у вастакой трудный день, вам нужно отдохнуть, собраться с силами. Я же понимаю, какэто нелегко: давать показания против собственного зятя, отца единственнойвнучки. Вам завтра силы нужны будут, и незачем их попусту тратить. Мы васприглашаем по-соседски. Пойдемте.

Татьяна Федоровна сопротивлялась недолго и уже черезпятнадцать минут сидела за накрытым столом в квартире Романовых: вернувшаяся сработы Люба успела приготовить вкусный и обильный ужин. Несмотря напереживания, аппетит у Татьяны Федоровны оказался отменным.

– Ой, просто не знаю, как я завтра все этовыдержу, – запричитала она, когда Люба подала чай с домашнимпеченьем. – Такая мука! Такая пытка! У меня сердце не выдержит.

– Хотите, я пойду с вами? – предложила Люба. –Я могу позвонить на работу и попросить один день, меня отпустят.

Родислав искоса бросил взгляд на жену. У Любы действительнобыл в запасе отгул, но она планировала присоединить его к двум выходным иуехать вместе с Родиславом на дачу к детям на целых три дня. Неужели она готовапожертвовать этими длинными выходными, о которых так мечтала и к которым давноготовилась?

– Давайте я с вами пойду, – сказал он. – Мнене нужно отпрашиваться, у меня сейчас свободный график. – Он уловилблагодарную улыбку жены и уже более уверенно продолжил: – Я буду все времярядом с вами, если что – лекарство дам, поддержу, успокою. И потом, я все-такиюрист, работал следователем, так что я смогу вам объяснить, что к чему, какиетам порядки, что происходит, и вы не будете понапрасну волноваться. А Любашапусть идет на работу, ее начальник не очень-то любит, когда она отпрашивается.

– Вот спасибочки, – заголосила Татьяна Федоровна,утирая слезы, – вот есть же добрые люди на свете, которые в беде небросят! Дай вам бог здоровьичка! И вам, и вашим деткам.

Она долго еще сидела за столом, и было видно, что уходить ейне хочется. Да это и понятно: кому захочется в преддверии такого тяжкогособытия, как суд над близким человеком, возвращаться в пустую квартиру ипредаваться одиноким тоскливым размышлениям и тревожному ожиданию. Кемарская,услышав, что Родислав сам юрист и бывший следователь, вцепилась в него мертвойхваткой.

– А если я завтра на суде скажу, что Генька Надьке моейне угрожал никогда и не бил ее? Его тогда отпустят?

– Татьяна Федоровна, следователю вы уже сказали, что они скандалил, и угрожал, и бил вашу дочь. Ну как это будет выглядеть, если насуде вы начнете говорить совсем другое?

– А я скажу, что тогда со злости наговорила на него, атеперь опамятовалась и говорю правду.

– Только хуже выйдет. За то, что вы со злостинаговорили на зятя неправду, вас могут привлечь к ответственности.

– Это что же? – испугалась не на шуткуКемарская. – Меня и посадить могут? А если я скажу, что меня следовательзаставил Геньку оговорить? Скажу, что испугалась и сказала, как он велел, атеперь, на суде, говорю правду. Неужели за это могут посадить?

– Могут, – подтвердил Родислав. – Статьятакая есть: дача заведомо ложных показаний. А еще есть заведомо ложный донос.Если вы вздумаете на суде говорить, что следователь вас заставлял и запугивал,чтобы вы сказали про Геннадия то, что сказали, то это как раз и будет заведомоложный донос. Вы таким образом обвините следователя в преступлении, которого онне совершал. За это тоже срок полагается.

– Ай, батюшки! – закачала головой ТатьянаФедоровна. – А что же мне делать? Нет, Генька, конечно, виноват, и пустьбы сидел себе, сколько ему суд определит, но только кто же нас с Ларискойкормить-то будет? За Надьку девчонке до совершеннолетия пенсия полагается,сорок рублей, я узнавала. Это что же получается, нам вдвоем жить на эти сорокрублей и на шестьдесят рублей моей пенсии? Да мы же ноги протянем с голодухи!Нет уж, пусть Генька и супостат, но только пусть бы он на волю вышел и работатьшел, копеечку бы в дом нес.