Связанный этими повелениями, Возницын не мог идти ни на какие дальнейшие уступки. Эту твердость он и проявил в дальнейших своих действиях.

LVI. Третья конференция

«Московит имел две конференции, — доносил венецианскому правительству Рудзини, — и после первой был внезапно у меня[1316], чтобы сообщить мне о происшедшем на ней. Он согласился на посредничество, приняв во внимание прием, оказанный царю в Голландии и в Англии, и признал за основание „uti possidetis“, хотя и присоединил просьбу о крепости Керчь, чтобы воспрепятствовать набегам татар, на что встретил отрицательный ответ… Ему была предъявлена просьба о том ежегодном взносе, который, говорят, Московия платила татарам, и это он отклонял с должным презрением»[1317]. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, на которой оно остановилось, и как-нибудь поколебать турок, Возницын сделал попытку прибегнуть к содействию цесарцев и посредников, которых он посетил и с которыми беседовал в следующие после второго съезда дни, 13 и 14 ноября. Попытка эта кончилась неудачей. Цесарцы в ответ на его жалобы по поводу листа Кинского и на его просьбу поддержать его и заявить туркам, что если они не оставят вопроса о днепровских городках, то и они, цесарцы, мириться с ними не будут, — просьбу более чем наивную, — рассердились и «сердитуя говорили, чтоб он им таких слов не говорил. Естли-де не хочет мириться, кто его насилу заставливает? А в их миру для чего он указывает?»[1318]

Не более успеха имел и разговор с посредниками. Возницын старался воздействовать на них двумя приемами. Во-первых, убеждением; говорил с ними часа с три, жаловался на лист Кинского, изложил пространно, по каким просьбам государь вошел в союз, и какая от того произошла союзникам польза, и как турки стали податливее к миру; во-вторых, жаловался на то, что основание мира («uti possidetis») цесарцы установили без предварительного совета с государем, и в заключение объявил последним («остатным») словом, что, хотя бы все союзные его оставили, он все же на уступку в вопросе о городках не согласится. Посредники задали вопрос: согласится ли он на очищение городков, хотя бы даже и не всех, если за русскими будет оставлен Азов, на что Возницын решительно ответил, что не согласится «свалить ни единого камня». Посредники стали интересоваться подробностями об Азове и днепровских городках. Возницын говорил, что Азов — «город великой и укреплен многими крепостьми и людьми», а относительно городков разъяснил, что они имеют значение преграды от татарских набегов на московское, цесарское и польское государства, что они — «предстение всем християнским государям… от татар. И посредники сказали: слышали-де и они, что визирь говорил: напрасно-де у нас Азов пропал, надобно-де было ему самому (визирю) тогда быть там». Затем спрашивали о перемирии: какого желает? Посол ответил, что он пожелал перемирия, видя многие трудности к заключению мира, пускай ныне будет малое перемирие, а мир впредь не уйдет. Посредники заметили: то дело не наше, мы полномочные послы и взялись за мир, а кто не хочет — «мы тому не винны», т. е. не наша вина. В заключение разговора они, отделываясь общими фразами, обещали радеть, «как бы к доброму окончанию всех привесть», о его желаниях, направленных к дружбе, передать туркам, какой последует ответ, ему сообщить. «И потом встали», — заканчивает Возницын описание этого разговора. Здесь он пустил в ход второй прием своего воздействия. «Я им, оговорясь, искусно донес: вижу, что они труждаются для общего добра всему христианству… и я не для дела, но для любви их к себе и для нынешнего зимнего времени челом бью им по шубе соболье, а что к ним доселе того не учинил и того я учинити не дерзнул, не смея без совету их». Прием, однако, не достиг цели; посредники затруднились принять подарок до выяснения результатов дела. «И посредники благодарствовали и говорили, чтоб я им того учинити поумедлил, покаместа дела наши лицо свое покажут и к лутчему поведению если придут. Тогда я сказал: буди по их воле, а они б имели меня за своего должника. И с тем поехал»[1319].

Под влиянием этих неудач московский посол в этот момент крайне мрачно смотрел на вещи: распад союза и продолжение отдельной войны Московского государства с Турцией представлялись ему неизбежными, и он давал Москве совет не ослаблять военных приготовлений. Отвечая 18 ноября на только что полученное письмо Петра от 30 сентября, в котором давались какие-то указания «о крымском деле», и обещая по этим указаниям поступать, он пишет далее, что с турецкой стороны «трудность неначаемая простерта, также… и с нашей к ним. Бог ведает, за тем за всем состоитца ли мир, а на краткое перемирье отнюдь позволити не хотят». Союзные послы говорят ему, что они свои дела кончают, будут его ждать; но, если он проявит упорство, они его оставят, «и, естли турки при том же намерении стоять станут, то едва с ними мир будет; того ради не надобно в военном приготовлении оплошки иметь, понеже неприятель сильно простиратися будет». Закончить же невыгодный мир с отдачей Азова, днепровских городков и с уплатой дани Крыму успеть всегда можно. В заключение письма Возницын, может быть, впервые открывал Петру широкие перспективы движения среди единоверных славянских народов на Балканском полуострове, воинственно настроенных и не желающих мира, — только бы русским дойти до Дуная. Так, кажется, надо понимать его заключительную фразу: «и естли б дойтить до Дуная, не токмо тысячи, но и тьмы нашего народа и языка, и веры, и все миру не желают». Предвидя возможность остаться после конгресса в войне с турками, он в особой коротенькой записке от того же 18 ноября к Ф. А. Головину проводит мысль о союзе с Бранденбургом и Данией, направленном против Швеции и Польши, которые станут нам опасны, если продолжится война с Турцией. «Если останемся с турки в войне, надобно опасаться поляков и шведов, которые всегда ищут на нас беды и смотрят времени. Того ради, дондеже время есть, с курфистром бранденбургским и с датским королем не взять ли какого союза?»[1320]

Не встретив поддержки ни у цесарцев, ни у посредников, Возницын вновь прибег к тому средству, с которого начал: к тайным сношениям с Маврокордато. 20 ноября он послал к нему доктора Посникова спросить его, «чтоб он по старому к нему (Возницыну) приятству сказал ему истину: желают ли они (турки) с его царским величеством быть в миру и на