чем?» Маврокордато, поклявшись, отвечал, что султан более, чем с кем-либо другим, желает быть в мире с царем, уступает ему Азов и предоставит крымскому хану договариваться отдельно, но поднепровских городов уступить ни в каком случае не может. В ответ на посылку Посникова Маврокордато в тот же день прислал к Возницыну своего священника, который, повторив это заявление, еще прибавил, что «Маврокордат — в великом сетовании и печали и непрестанно плачет для того: естли с царским величеством миру не учинится, то турки велие гонение на святые церкви и на христиан, под властию их сущих, воздвигнут». Есть опасность, как бы они со злобы своей не убили патриархов и прочих духовных лиц, потому что они будут думать, что царь не заключил мира с султаном по соглашению с ними, православными; а турки всегда христиан подозревают и им не верят. Это заявление имело целью затронуть религиозное чувство Возницына и напугать его опасностью, грозящей христианам в Турции в случае неудачи переговоров[1321]. Оно, кажется, достигло цели.

Как бы то, впрочем, ни было, эти тайные сношения с Маврокордато повели к возобновлению и открытых переговоров. 21 ноября Возницын обратился с просьбой к посредникам об устройстве нового съезда с турками, с тем чтобы ему, приехав на съезд поранее, предварительно до прибытия турок еще раз переговорить с посредниками. Посредники назначили съезд на следующий же день, пригласив Возницына приехать в восьмом часу утра. Явившись в назначенное время и застав лорда Пэджета и Колерса в светлице, где обыкновенно происходили съезды, Возницын в течение более полутора часов говорил с ними «о настоящих делех и о поднепровских городах». Посредники увещевали его прийти к соглашению с турками, не пропуская времени; потом турки уже не будут так склонны к миру. Об этом они ему объявляют по совести христианской душой, потому что и они — христиане. После разговора о делах сидели, дожидаясь турецких послов, беседуя о пребывании московского царя в Англии и Голландии и «о иных разных вещах». Когда появились турецкие послы, после предварительных заявлений с той и с другой стороны о том, чтобы вести дело чистосердечно с намерением довести его до конца, Возницын, «оговорясь о поднепровских городах», вновь заявил, что его государь никоторыми мерами на очищение тех городов не согласен, потому что те города его государству и иным многим государствам «предстение (защита) от татар». «А то им самим ведомо, что татары — люди непостоянные и обыкли они жить воровством своим, и того ради те городы надобно держать, чтоб им не так свободно было, переправливаяся Днепр, приходить неначаянными своими изгоны к… украинным городам, к Киеву и к иным, также и на польское государство». Турецкие послы держатся так крепко за эти города не для своей пользы, а по наговору крымского хана, а крымский хан то хочет получить по своему злонравию из корыстных побуждений, чтобы обогащаться полоном. Турки в ответ говорили, что они сами знают, что зло и нарушение мира в татарах, но обещаются, заключив мир, сдерживать их, взять их в руки не по-прежнему и сделать их мирным и земледельческим народом: «отставя саблю, заставят их плуг тянуть». Далее они пояснили, что днепровские городки им нужны для непрерывности пути по владениям султана: через Волошскую землю и белгородских (между Бугом и Днестром) и очаковских татар за Днепр до Крыма и из Крыма до Анатолии. Путь по этим местам прежде шел все по владениям султана, теперь же, когда городки в низовьях Днепра оказались в руках Москвы, путь этот «теми городками прерван». Султаново величество хочет очищения этих городов не по иной какой причине, как только для непрерывности пути — «а уж-де пускай его царское величество владеет Азовом. Хотя то место великое и славное, однако, они ныне того запросу отступают». Таким образом, официально с турецкой стороны было заявлено об отказе от Азова. Возницын по вопросу о татарских набегах возражал, что унятие татар — в воле султана; добро, что они такое унятие обещают, но пусть изволят попомнить прежний мирный договор, заключенный с ним же, Возницыным, чему свидетель и сам Маврокордато; там не только словами, но и грамотой султановой утверждено было обязательство об унятии татар, однако они «в загоны ходят, и села и деревни разоряют и людей в полон емлют», во многих случаях даже без ведома хана. Государь писал об этом во многих грамотах султану и управы на них просил, однако никакого удовлетворения не получил. По вопросу о непрерывности пути Возницын уверял, что по заключении мира послам, купцам и прочим проезжающим людям, имеющим проезжие грамоты, проезд дан будет вольный и безопасный со всяким вспоможением. В ответ на отказ турок от Азова Возницын заявил об отказе «для его салтанова величества любви» от Керчи, которую царь просил для покрытия убытков, причиненных татарами. Турки заявление Возницына об отказе встретили с иронией: что он уступает то, чего у него в руках нет?

и что им то от него за подарок? надобно уступить им то, чего они просят, т. е. днепровские городки. Царю в тех городках что за интерес? Живут там казаки, вольница, и городок малый, и такого честного миpa из-за такой безделицы упускать ненадобно, и, конечно, «надобно их испразднить и в первом состоянии (им) быть». На вопрос Возницына, чтo они подразумевают под «первым состоянием», чтобы они объяснили ему «светло» (ясно), турки сказали, что султаново величество будет держать городок и посадит в нем самых добрых и миролюбивых людей. Возницын возразил, что там не один городок, а четыре, на что турки заметили, что эти городки так малы, что они считают их за один — «то все малое почитают они за одно». «И говоря о том много, — продолжает „Статейный список“, — великой и полномочной посол сказал, что никоторыми меры уступки тем городом не будет, и хотя ему с ними год говорить, то тож будет, и они б изволили помыслить и ему совершенное свое намерение объявить. И турские послы говорили: что-де делать? они не знают, как больше того и склоннее к миру приступить», и тоже, в свою очередь, «последним словом подтвердили, что без отдачи тех городков они мириться не будут, и, говоря о том много, розъехались»[1322].

LVII. Свидание Возницына с Маврокордато. Четвертая конференция

Донося в Москву Л. К. Нарышкину в недельной записке от 25 ноября о третьем съезде с турками и о разговоре после съезда с цесарскими и с венецианским послами,