Гелиос смотрел на светящиеся пальцы, не веря своим глазам, а потом рухнул в траву и захохотал. Он смеялся до выступивших слез, но не мог остановиться. Стало очень жарко. И очень радостно.

«Никуда ты теперь от меня не денешься», – думал он. Сердце билось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди и пустится в пляс.

Отец будет против, мелькнула на задворках сознания мысль, но Гелиос тут же отправил ее к лешему. Пусть провалится в Разлом со своими знатными и породистыми невестами. Главное – не напугать девчонку раньше времени. А то фея феей, а в отношениях с противоположным полом как дитя неразумное.

Сокол вскочил на ноги, отряхнулся, спустился к речке, умылся и напился ледяной воды до перестука зубов. Затем поднялся к крепости, но выходить на площадку, где пленных нефилимов караулили уже трое, не стал, вместо этого принял боевую ипостась и взлетел на крышу.

На самом краю стоял пулемет, около которого довольно дул щеки Гиннар. Трава вокруг была усыпана пустыми гильзами. Поодаль отдыхали Женька с Мишей, успевшие натаскаться боеприпасов и выбиться из сил.

– Смотри, там дракон! – восторженно крикнула Женя, показывая пальцем на восток. – Красивый, сверкает! Интересно, из какой он сказки?

– Он наш, наколдованный, – снисходительно ответил Мишка. – Это Июлькин, я видел, как она в ладоши хлопнула, а дракон вырос и начал огнем пуляться!

Гелиос усмехнулся, наблюдая за огромным серебристым ящером, гонявшим по небу колесницы врага.

«По крайней мере, крылья с хвостом у него там, где надо. Уроки мои даром не прошли».

Просто стоять и смотреть, как собственного повелителя спасают три девчонки, было невыносимо. Но ослушаться приказа феи рыжий почему-то не мог, и очень по этому поводу сердился. Ишь, ты, от шестка два вершка, а уже командует! Через пару лет и вовсе на голову сядет, и останется он дома на хозяйстве в лучших традициях людского равноправия полов!

«Великое Солнце, как такой срам вообще мог прийти мне в голову?!» – ужаснулся Гелиос собственным мыслям, но додумать ему не дали. С двумя последними летательными аппаратами серебристый дракон расправился прямо над лагерем, выпустив мощную струю огня. Слипшийся и покореженный металлический остов полетел вниз, на головы собравшимся.

Не колеблясь, Гелиос кинулся к безногому дворфу, рассудив, что ребята смогут отбежать в сторону сами. Сокол схватил инвалидную коляску за подлокотники, выдернул ее из-за пулемета и спикировал вниз, так быстро, что ветер засвистел в ушах вперемешку с сочными выражениями напугавшегося старика.

Он успел вовремя. Колеса брякнулись о каменистую площадку в тот момент, когда стальная громадина рухнула на крышу, взрезав дерн с травой и невысокими кустиками. Крепость дрогнула, но устояла. Но в поднявшемся пылевом облаке и грохоте сокол отчетливо различил истошный Женькин крик.

– Кирка, нет, охраняй тварей! Я сам! – заорал Гелиос подскочившей с места валькирии и взмыл вверх, забыв на время о серебристом драконе, о сражении над поляной и даже о ненаглядной феечке.

Где сорванцы? Он глотнул клубящейся пыли и раскашлялся так, что заломило в висках. А когда прекратил отплевываться, увидел, что западный край крыши разнокалиберными булыжниками ползет к обрыву, где в самом низу проходила горная трасса для автомобилей.

На самом большом камне прижимались друг к другу Мишаня с Женькой. Гелиос, поддавшись их невольному обаянию, забыл, что ребята все равно оставались детьми. И в угрожающей жизни ситуации вместо того, чтобы вскочить и побежать, растерялись и замерли.

Он успел подхватить их уже на лету, за воротники курток, как нашкодивших котят. Взвыл от боли – град осколочных камней простучал прямо по распахнутым крыльям. Стиснув зубы, Гелиос снизился и опустил ребят на трассу.

– Назад пешком придется, я вас двоих не подниму, – просипел он, тяжело дыша. Зараза, как же болят крылья! Вдобавок, в виске неприятно кольнуло. – Был бы здоровым – поднял, но увы. Сейчас только отдохну немного…

Притихшая Женька вдруг снова заверещала, показывая пальцем соколу за спину. Гелиос прямо в момент разворота выхватил нож из чехла на поясе и попытался отскочить в сторону, но не успел. В голове предательски зашумело, а затем его сбила с ног здоровенная туша с обожженной мордой.

Ищейка, затаившийся внизу и каким-то образом не попавший под Илонину раздачу, все же добрался до одной из намеченных жертв.

Хрустнула лучевая кость крыла под огромной лапой, и левую половину спины пронзила невыносимая боль. Гелиос взвыл и наотмашь ударил навалившуюся рептилию ножом. В лицо плеснула кровь, заливая глаза и рот. Сокол судорожно задергался, пытаясь выбраться наружу, а затем увидел, как приближается сверху раззявленная пасть, полная зубов. От смрадного дыхания затошнило.

– Иди лесом, уродец, с тобой я точно целоваться не собираюсь, – сплюнул он, а затем до хруста вывернул правую руку и полоснул тварь по шее.

Фонтан черной крови хлынул Гелиосу на грудь, ищейка захрипел и рванулся в сторону, но было уже поздно. Сокол из последних сил пнул ящера в живот, тот скатился на дорогу, дрыгнул лапами и замер.

Гелиос стонал, лежа на боку. На левом крыле словно повисла стая бешеных крыс. От тошнотворного кровавого запаха пульсировал желудок, хорошо, что пустой.

Плакала Женька, размазывая по пухлым щекам пыль и грязь.

– Дяденька, втяни крылья, ты же можешь, – тихо шептал Мишка, стоящий рядом на коленях. – Тебя наверх надо, мы тебя потащим, мы сильные! Там тетя Ровена, она тебя вылечит. А с крыльями ты очень тяжелый…

Слова его доносились, как сквозь вату, но Гелиос услышал и, стиснув зубы, сменил боевую ипостась на человеческую. Спина продолжала болеть, но уже ноюще, тягуче, а не так, будто по ней полосовали зазубренным серпом. Крыло потихоньку заживет, если не превращаться. Да, летать теперь нельзя минимум месяц, но это оказалось меньшим из всех зол. Избавившись от приступа острой боли, Гелиос почувствовал то, чего страшился больше всего.

Левую ногу будто сковало льдом, пальцы уже не двигались. Холод лениво полз вверх, окутывая колено.

«Не были счастливы, нечего и начинать», – любил повторять отец, поссорившись в очередной раз с матушкой. Гелиос, будучи мальцом, очень сердился на эту фразу и искренне считал, что все взрослые – страшные зануды, и сами себе портят жизнь. Потом он вырос и поумнел, но пафосное высказывание все равно продолжал ненавидеть. Потому что знал – если очень захотеть, можно решить любую проблему.

Но сейчас не помогло бы даже самое искреннее желание в мире.

Гелиос бессильно закрыл глаза, погружаясь в ледяной мрак. Ни одна тьма не сравнилась бы с отчаянием, что захлестнуло его изнутри.

**

Небо от края до края переливалось сине-голубым, солнце ласково припекало макушку. Илона смотрела вниз на холмистое лесное море, на раскинувшийся вдали город, и от восторга кружилась голова.

«Мой город. Моя планета. Дом, где я живу. Ни одну злобную скотину мы сюда больше не пустим».