Тогда она разозлилась, вызвала мастеров из фирмы, чтобызамок открыли. Дверь у вас хорошая, замки тоже Роман приличные ставил, мастерадолго провозились, да еще и денег с Ариадны взяли много. Она совсем в ражвошла, новый замок поставила и говорит, что теперь вообще никого в квартиру непустит, сама будет жить.

— А как же Роман? — спросила я, прихлебываячай. — Его она уже со счетов списала?

— Про него она мало говорила, видно, совесть все-такимучила, что даже в больницу не пришла.

— Ну-ну, — усмехнулась я, вспомнив, как тетя Арасмотрела на мой приступ с самым живейшим интересом, — насчет совести этовряд ли…

Булочки были свежими и ужасно вкусными, чай горячий иароматный, мне немного полегчало.

— В общем, возня и стук у нас на площадке целый деньбыли, а потом, под утро, — взрыв, — закончила рассказ ЛизаветаПавловна. — Ну, про пожарных я тебе уже говорила, а потом, к вечеру, ужекогда Ариадну увезли, приезжает милицейская бригада — на расследование. Ну ивызвали они меня понятой и еще Ивана Степановича из верхней квартиры. Значит,сидим мы в комнате, а они, милиция-то, все больше на кухне толклись. А ИванСтепанович мне и шепчет, что, мол, нестыковочка у них получается, сами они находятся,мол, в полном недоумении, оттого и с нами строго так обращаются. Я тожеприслушиваюсь к разговорам и вот что думаю: умерла Ариадна в постели, там еенашли, сказали, что задохнулась газом. Так это сколько времени нужно, чтобы газиз кухни до спальни дошел? Ну, допустим, умаялась она, за целый день-то сзамками этими, но ведь и мы, соседи, уж почуяли бы что-нибудь? Это же какпахнуть должно, чтобы такой взрыв получился! Плита у вас новая, трубы все тоже,Роман такой аккуратный, мастеров добросовестных нанимал, а не то что этиххалтурщиков, что у магазина ошиваются…

— Вы думаете, что она нарочно краны открыла? Нозачем? — встрепенулась я.

— Ну, конечно, такое предположение у милиции тожевозникало, — отвернулась Лизавета Павловна. — Если бы они меня спросили,то я бы сразу им сказала, что это абсурд и чушь полнейшая. Стала бы Ариаднатакие заморочки с замками устраивать, чтобы в этой квартире жизнь самоубийствомпокончить! И характер у нее не тот был…

— Это уж точно, — поддакнула я.

— И потом, даже если и так, ну напустила газа, нузадохнулась, а взрыв-то с чего? Ведь она с постели не вставала, свет невключала, спички не зажигала… и не курила…

Я поглядела на рассудительную соседку с большим уважением.

— Понимаешь, эти, из милиции-то, на нас никакого вниманияне обращали, — подумаешь, сидят два старика и молчат, вроде мебели. А яведь до пенсии-то лет сорок врачом «Скорой помощи» проработала, столькоповидала, что если все случаи рассказывать, то года не хватит… А ИванСтепанович мне и шепчет, что, мол, что-то они нашли там, на кухне. То естьплиту-то всю разворотило, непонятно там насчет горелок, а вроде нашли ониостатки устройства, которое ну, вместо спички срабатывает…

— Интересно! — Я вскочила так резко, чтоопрокинулся стул. — Стало быть, этот тип, следователь, думает, что это япритащила в квартиру взрывное устройство, потом открутила все горелки, чтобыгаз напустить? Дикость какая, ну для чего мне это было нужно — всю квартируразворотить?

— Вот ты ему при встрече эти вопросы и задай, —посоветовала Лизавета Павловна, — и самое главное — держись стойко. Вслучае чего мы подтвердим, что у тебя и возможности-то не было в квартиру в туночь войти, потому что Ариадна замок поменяла.

— И мотива у меня никакого, — вздохнула я, —подумаешь — поругались мы с ней! Так ведь, судя по характеру, тетя Ара не сомной одной ругалась, уж не тем будь помянута…

На прощание Лизавета Павловна еще раз посоветовала мне нераскисать, в жизни, мол, всякое случается, и надо ко всему быть готовыми.

От беседы с толковой соседкой на душе немного полегчало, вособенности этому способствовали чай и булочки. На очередном допросе я решилавести себя более рассудительно, а главное — спокойно, в случае чего — сослатьсяна Лизавету Павловну. Ничего, мы еще поборемся!

Однако в голове неотступно сидела мысль: кому и для чегопонадобилось убивать тетю Ару? Разумеется, наедине с собой я могу признаться,что мне ее совершенно не жалко, но все же вопрос остается открытым.

Мне же нужно вернуться к своим делам, то есть проведатьРомана. Сейчас самое время позвонить Ленкиной тетке в химическую лабораторию.

Однако я не дозвонилась, и пришлось туда ехать.

Ленкина тетка вышла ко мне сама и, выслушав мои извинения,молча протянула листок с длинным названием лекарства, написанным на латыни.Взглянув на мое растерянное лицо, она усмехнулась и сказала, что это оченьсильное сердечное лекарство, которое является, конечно, действенным, ноприменяется весьма ограниченно и самыми малыми дозами, и в аптеке его можнокупить только по рецепту строгой отчетности с круглой печатью.

Я смутилась под ее строгим взглядом и пролепетала вопрос:может ли такое лекарство вводиться с помощью капельницы?

— Где вы работаете? — встрепенулась она, неотвечая. — Отчего задаете такие странные вопросы?

Я ответила, что вопросы задаю из чистого любопытства, что яне медик, иначе не задавала бы таких глупых вопросов, и попятилась к двери.Поскольку пузырек с остатками лекарства остался в лаборатории, Ленкина тетка,очевидно, посчитала меня не слишком опасной для общества, пожала плечами иудалилась, а я вылетела оттуда, как пробка из бутылки, отирая пот со лба.

Похоже, что в последнее время слишком многие во мне видятпреступницу.

На этот раз в больнице я была вдвое осторожнее и вела себя,как разведчик на вражеской территории. В отделение реанимации пробралась чутьне ползком, выглянула из-за угла коридора и с облегчением увидела свою знакомуюмедсестру Олю Пеночкину. Правда, я опасалась, что у нее были из-за менянеприятности — по крайней мере, вчерашняя сушеная мегера недвусмысленно ихобещала… но делать было нечего, и я вышла из-за угла.

— Привет! — Оля не выглядела слишкомрасстроенной. — Ты чего прячешься? Сейчас никого нет, можешь неволноваться.

— Слушай, а тут вчера я нарвалась на такую… воблусушеную, так она на меня налетела… У тебя неприятностей из-за нее не было?

— Ай, да брось ты! — Ольга махнула рукой. —Какие неприятности? Я тебя умоляю!

— Она грозилась к начальству пойти…

— Да кто ее слушает? Это же Старомышкина, пережитоктемного социалистического прошлого! Да если начальство на каждую ее кляузубудет внимание обращать, ни на что другое просто времени не останется! Да ипотом — что они могут мне сделать? Уволить? Я тебя умоляю! Кто еще к ним пойдетна такую работу при здешней зарплате?

У меня отлегло от сердца: не люблю, когда у постороннихлюдей из-за меня неприятности.