С другой стороны, сам я никогда не считал себя убийцей.Скорее наоборот. Неким санитаром, осуществляющим очистку окружающей территории.Все, кого я убирал, были законченными подонками. Человека так просто неубивают. Тем более хорошего человека. Нужно очень постараться, чтобы вызвать ксебе такую ненависть. Быть слишком большим мерзавцем, чтобы заработать заказ насвое уничтожение. Бывают, конечно, исключения, когда убирают много знающегосвидетеля или слишком строптивого борца за правду. Но это не мои случаи. Такиху меня в жизни не бывало. Все сплошная сволочь попадалась. Я специальноинтересовался.

Рано утром я приезжаю в аэропорт и слоняюсь без дела позданию, разглядывая пассажиров. Совсем другой косяк людей пошел. Раньше поездказа границу была целым событием, невероятной встречей с Чудом. Даже на границевсе волновались, переживали: выпустят или нет, разрешат или завернут обратно. Асейчас просто утомленно-равнодушные лица богатых туристов и вечно озабоченныесвоим товаром физиономии «челноков». Но это уже не Чудо. И вместо пропускногопункта в Рай аэропорт Шереметьево превратился в некое подобие вокзала сбомжами, где грязно, некрасиво, муторно и как-то по-особенному тесно, словнолюдей специально загоняют в клети, чтобы потом дать им возможность разлететьсяпо своим местам.

Если бы даже я не увидел отражение «владельца скотобойни» ввисевшем на стене зеркале, все же и тогда почувствовал бы его присутствие. Унего слишком нехорошая энергетика. Холодный взгляд палача. Нет, честное слово,он действительно был мясником. Мне все более неприятно иметь дело с такимилюдьми.

Этот тип подходит ко мне и вежливо кивает.

— Вы принесли досье? — спрашивает он. А я вижу, с разныхсторон за нами следят его люди. Они слишком заинтересованно смотрят в нашусторону, чтобы быть случайными пассажирами.

— Да, конечно, — я достаю досье из своего чемоданчика,протягивая ему папку.

— Границу пройдете нормально? — спрашивает он, кивая на мойчемоданчик. — Надеюсь, ничего противозаконного в нем нет?

— Ничего, — улыбаюсь я, хотя делать это совсем не хочется, —только часть ваших денег. Это вряд ли кого-нибудь волнует.

— Они могут не разрешить вам вывоз валюты, — предупреждаетменя этот тип, словно я действительно деревенский дурачок.

Вместо ответа достаю пачку банковских документов,удостоверяющих, что я дважды обменивал деньги — сначала на рубли, а потом снована валюту. Конечно, я потерял приличную сумму, но получил законное право навывоз валюты.

Насладившись произведенным эффектом и не давая опомниться, яспрашиваю:

— Зачем вы прислали мне такого переводчика? Что я с ней будуделать?

Он удивленно смотрит на меня.

— А вы кого ожидали увидеть?

— Во всяком случае, не такую пигалицу. На ней же кожа дакости. И вообще, она похожа на задиристого мальчика. Надеюсь, она хоть языкизнает.

— Знает, — кивает «владелец скотобойни», — она выросла вГермании, и немецкий — ее родной язык.

— Неужели она немка?

— Из поволжских немцев. Но родители служили в Западнойгруппе войск, и она выросла в Германии. Так что можете не волноваться, языкамиона владеет прекрасно.

— Где вы ее нашли?

— Это неважно. Главное, она может быть вам полезна.

— Я могу ей доверять?

— В рамках разумного. Подробности ей, конечно, неизвестны.Но ей объяснили, что вы будете искать нужного нам человека. Кстати, она ужеприехала и сидит внизу, в кафе. Когда будете проходить границу, она к вамприсоединится. Уже есть какие-нибудь наметки, планы?

— Пока никаких. — Этому типу не обязательно знать, о чем ядумаю. Пусть считает меня недостаточно толковым, так будет даже лучше. Илидостаточно хитрым. Это тоже неплохо.

— Мы искали в Швейцарии повсюду, — говорит он, словно читаямои мысли, — потратили на поиски несколько месяцев. Все впустую. Если у васесть какой-то свой вариант, отличный от нашего, можете его попробовать. Но этобудет достаточно сложно. Швейцария не столь большая страна, чтобы в нейспрятаться, имея такие огромные деньги.

— Вы думаете, он до сих пор жив? — задаю я последний вопроси вижу, с каким изумлением он на меня смотрит. Все-таки я его достал.

— Конечно, — говорит твердым голосом, — обязательно жив. Онбы не стал работать на чужого дядю. Это слишком разумный человек.

— Может, его просто убрали?

— Кто? — Теперь он смотрит на меня так, словно я могу прямосейчас, здесь, в аэропорту, дать конкретный ответ.

— У таких людей врагов бывает достаточно, — бормочу я,отмечая его реакцию. Мне очень важна именно его реакция. Но он, похоже, тожеэто сознает и поэтому успокаивается. Даже чуть улыбается. Реакция у негомгновенная, как у теннисиста.

— Не нужно думать о его врагах. Лучше постарайтесь вычислитьдрузей, у которых он мог скрыться. И не забывайте, у вас не так много времени.Возьмите это с собой. — Он протягивает мне небольшой телефонный аппарат. —Работает практически везде. С его помощью мы всегда можем связаться с вами, авы — найти нас. Телефоны в Москве вы запомнили? Там постоянно будет сидетькто-то из моих людей. До свидания.

Он мог бы пожелать мне удачи, и я с большим удовольствиемпослал бы его к черту. По традиции, конечно. Но он больше ничего не говорит,словно не желая отправляться туда, где его законное место и куда он навернякапопадет после бренного существования. Хотя это уже не мое дело. Этот тип дажене очень скрывает, что в аэропорту находятся его люди. Он просто чуть поднимаетруку, давая сигнал, и те направляются вниз, — очевидно, чтобы найти там моюэкстравагантную спутницу.

Когда я прохожу таможню и границу, она появляется в зале,по-прежнему в своей темной кожаной куртке и темных брюках. В руках небольшойрюкзак или мешок, отсюда я плохо вижу. Неужели у этой идиотки нет денег начемодан? Или это такой своеобразный стиль?

Я приближаюсь к таможеннику. Сначала нужно пройти контроль унего. Я спокойно предоставляю свой чемоданчик для контроля, ожидая, когдапопросят документы на право вывоза валюты. Но о деньгах в моем чемоданчикеникто даже не спрашивает. Им это просто неинтересно. А ведь они навернякавидели на своих приборах, что в чемоданчике пачки денег. Любопытно, почему онитак реагируют? Им все равно, или они просто давно на все плюнули, предпочитаяиметь свои твердые проценты с других операций? Во всяком случае, я понял, чтотаможенник каким-то шестым чувством уловил, что у меня есть документы, ипоэтому даже не спрашивает их. Просто смотрит на меня и лениво, сквозь зубыговорит:

— Декларация заполнена?

— Да, — протягиваю ему бланк, где, конечно же, не указанымои деньги, а вместе с декларацией и тысячу долларов, что для него достаточномного. Очень много за одну смену. Он удовлетворенно кивает. Теперь утаможенника больше нет никаких вопросов. Я мог бы провезти без всякихдокументов хоть миллион долларов. Неужели здесь все так куплено? Впрочем, этоуже не мое дело. Я беру свой чемоданчик и двигаюсь дальше.