Киваю, погружённая глубоко в себя.

Линзы моих солнечных очков окрасили окружающий мир в ностальгический сепий.

Только этого ещё не хватало.

Зло закидываю их на голову, чтобы вернуть яркий летний день.

На меня теперь влияет абсолютно всё. Любая неосторожная мысль может вызвать хондру и меланхолию.

Я даже не помню, когда ела последний раз.

Ну почему я такая эмоциональная идиотка?

Почему я, чёрт возьми, опять на грани слёз?

Просто сегодня особенный день.

Сегодня у Благова день рождения.

Вот в такой чудесный летний день появился на свет маленький сморщенный и, возможно, немного желтушный Благов. Вопящий и уже мною недовольный.

Я не знаю где и с кем он сейчас. Определённо, не со мной. Сглатываю предательский комок в горле и поджимаю губы, чтобы они не дрожали.

Возможно, когда кровообращение в его голове восстановилось он решил, что я, такая какая есть, ему не подхожу?

Вполне возможно, он прав. Как он может полюбить меня, имея такое представление обо мне как о человеке и индивиде?

Если бы у меня была бутылка, я бы её разбила.

Только он может вогнать меня в такие душевные терзания.

Чтоб тебя, Благов!

Два дня от него ничего не слышно. Ведь он ещё вчера должен был вернуться из своей поездки.

С досадой стираю тыльной стороной ладони пот со лба и смотрю на Свету в поисках моральной поддержки.

Она сидит на парковой скамейке, закинув одну ногу на другую. Стопа, обутая в шикарную полупрозрачную лодочку на восьмисантиметровой шпильке, мерно покачивается в такт какой-то военно-патриотической музыке, льющейся из динамиков. Её волосы пламенными волнами переброшены через одно плечо. На ней платье с запахом и вырезом, в котором мужские глаза могут потеряться и вообще никогда не найти дорогу домой.

Собственно, это и происходит с моим дипломником Вадиком, который помогает мне распаковывать буклеты, срывая с увесистых стопок коричневую обёрточную бумагу. У него такой пустой взгляд, который бывает у мужчин, когда они раздевают женщину глазами.

Сейчас два часа дня. У моих студентов началась сессия, поэтому после обеда я, как правило, свободна. Конечно, я бы предпочла иметь больше рабочих часов и больше студентов, но пока приходится довольствоваться тем, что есть.

Чувствую, как по спине стекает капелька пота. Поднимаю голову и смотрю на небо, сощурившись.

Ни облачка.

Возвращаюсь к своим обязанностям.

На сегодня была запланирована наша волонтёрская акция, и мы с ребятами решили разместиться в парке недалеко от здания института, потому что так было удобнее всем. Нас здесь пятеро, помимо Светы. Я, Вадик и три девочки-первокурсницы.

Я специально попросила ребят одеться представительно, чтобы выглядеть престижнее в глазах прохожих. Сама я выбрала костюм в чёрно-белый рубчик, состоящий из пиджака и брюк, а также белые туфли на каблуке.

Мне очень жарко.

— …давайте не будем сильно расходиться, — встряхнувшись, говорю Вадику, вкладывая в его руку стопку буклетов.

Вадик — очень хороший паренёк. Я слышала, что он работает ассистентом какого-то рокера. Думаю, это интересно.

Осматриваюсь.

Указываю рукой на большой арочный тоннель за своей спиной и, откашлявшись, говорю:

— Вы станете с той стороны арки, а мы со Светой с этой. Тогда люди будут немного толпиться возле нас.

— Угу, — отзывается Вадик, поправляя свои авиаторы. — Чистый маркетинг…

Улыбаюсь.

Совершенно верно.

Света тоже элемент моей стратегии. Не думаю, что мимо неё хоть один мужчина пройдёт. Я не стала открывать ей своих корыстных интересов.

Вадик уходит вместе с девушками, бросив на Светины ноги липкий взгляд.

— Ты сделала пожертвование? — тихо спрашиваю подругу, ткнув пальцем в небольшой опечатанный прозрачный ящик, на котором большими буквами написано название благотворительного фонда.

Это сбор пожертвований на лечение школьника из Рязани в рамках ещё одного волонтёрского проекта, в который я вступила недавно. Его руководитель — мой одноклассник, и я могу быть уверена, что собранные мною деньги пойдут по назначению.

Накидываю на шею бейдж со своим личным номером волонтёра и телефоном, по которому можно связаться с руководителем фонда. Натягиваю на лицо вымученную улыбку и спрашиваю Свету, оправив пиджак:

— Ты бы дала мне деньги?

Она окидывает меня критическим взглядом и демонстративно достает из своей сумки кошелёк. Проталкивает в прорезь пятисотрублёвую купюру, демонстрируя свеженький маникюр, и мрачно замечает:

— Ощущение, что ты их на собственные похороны собираешь.

— А так?.. — спрашиваю, состроив самую фальшивую улыбку из когда-либо рождённых.

— Щас блевану… — ворчит Света, вставая.

Подхватываю ящик на руки и иду на выбранную позицию.

— Что опять твой Благов натворил?.. — топая следом, спрашивает подруга.

Останавливаюсь в тени огромных клёнов и, внутренне сжавшись, говорю:

— Он…не мой…

— Ну, да, как же. А этот засос на шее? Узнаю его рот, — фыркает подруга, обворожительно улыбаясь проходящему мимо мужчине. Протягивает ему брошюру, со словами. — Поддержите бедных животных, чтобы они не остались без дома…

Думаю, он принял бы от неё даже сибирскую язву в подписанном конверте.

В волнении накрывая пальцами фиолетовую отметину. Вообще-то, я его замазала. Его что, все видят? В панике осматриваюсь, будто это чем-то поможет. Перед глазами встаёт тот самый рот, который наградил меня этим пошлым подарком. Очень жадный и очень чувственный рот. Тот самый рот, который умеет парой фраз спустить меня с небес на землю.

Дожидаюсь, пока Света отпустит свою жертву, стребовав денег на операцию Рязанского школьника вместо меня, и спрашиваю рассеянно:

— Может у тебя самой такой же? От одноимённого рта…

Она как-то вся подбирается и начинает топтаться на месте, бросив невнятное:

— Ээээ…нет у меня такого.

Открывает одну из брошюр и с превеликим интересом начинает изучать содержимое.

Мои брови изумлённо ползут вверх.

Мои собственные тяготы на мгновение затаились.

— Ты уверена?.. — озадаченно спрашиваю её.

— Что?! — вскидывается подруга и категорично заявляет, захлопывая буклет. — Я не связываюсь с молодыми нахальными ветреными кобелями.

Очень развёрнутая характеристика. По моему, тут не хватает слова обаятельными. Эта фамильная черта.