– Чай, Уилл Адамс. Это важная часть любойтрапезы. – Тадатуне поднял чашку обеими руками и скорее вдохнул, чем отпилглоток.

Уилл попробовал сделать так же и ошпарилверхнюю губу. Он услышал, как поперхнулся Мельхиор, и проводил глазами девушек,выходящих из комнаты.

– Очень вкусно, – сказал он. – И хорошосогревает.

– И обостряет аппетит, – добавил Тадатуне. – Атвоему товарищу он не понравился?

– Он ждёт, пока чай немного остынет. – Тутлюбопытство, смешанное с некоторой долей ревности, осилило его. – Кроме того,он польщён честью сидеть по правую руку от вас.

Тадатуне удивлённо поднял брови.

– Наверное, он меньше твоего бывал вцивилизованном обществе, Уилл Адамс. Почётное место, на котором сидишь ты, тебясовершенно не волнует.

Чтобы скрыть смущение, Уилл отпил ещё глоток.Впечатление было такое, будто в глотку ему влили расплавленный свинец.

Тадатуне улыбнулся.

– Конечно же. Я совсем забыл – священникирассказывали мне, что в Европе почётным считается место справа. Но как этоможет быть, Уилл Адамс? С левой стороны я ношу меч. Разве может быть местопочётнее этого?

Вернулись девушки с подносами. Теперь онипринесли тарелки с двумя ломтиками какого-то коричневого, похожего на пирогблюда. Сверху оно было залито соусом и посыпано имбирём.

– Это называется «мандзю», – сказал Тадатуне.

– О-о-о, чего бы я не отдал за кусок говядины,– пробормотал Мельхиор.

– Ты лучше ешь, что имеется, пока подвернуласьвозможность, – предложил Уилл. – Вы очень цените ваш меч, господин Тадатуне?

Самурай нахмурился, потом улыбнулся.

– Разве не говорится – нет ничего меж небом иземлей, что испугало бы человека с таким клинком на поясе?

Уилл, привыкший резать пищу ножом, судивлением обнаружил, что служанка стоит рядом на коленях, держа в руке двемаленькие палочки – не длиннее девяти дюймов. Пользуясь ими, словнодополнительными пальцами, она ловко отломила кусочек пирога, обваляла в имбиреи поднесла к его губам. Восклицание, донёсшееся из-за спины Тадатуне,подтвердило, что Мельхиора обслуживали так же, как и его, и молодого самурая.Блюдо было очень вкусным, не похожим ни на что из того, что когда-либо пробовалУилл. Он с трудом проглотил набежавшую слюну. Взглянув на меч, лежащий рядом сним, он заметил:

– Действительно, великолепное оружие, господинТадатуне. Можно мне рассмотреть его?

Снова Тадатуне нахмурился, и снова лоб егоразгладился.

– Конечно, если хочешь. Нет! – крикнул он,впервые повысив голос, когда Уилл потянулся к богато украшенной рукояти. Онався была покрыта изображениями животных, усыпана незнакомыми полудрагоценнымикамнями и, судя по длине, рассчитана на хватку двумя руками сразу. – Нет, другмой. Никто не может прикасаться к чужому мечу иначе как в битве. Я сам покажутебе.

Вытащив из-за кушака шёлковую салфетку, онобернул ею эфес. Затем, осторожно повернув оружие, медленно вытащил меч изножен. Какой замечательный клинок открылся глазам Уилла! По красоте он неуступал эфесу, но выглядел довольно устрашающе. Не больше двух футов длиной, стыльной стороны толщиной около четверти дюйма, он сужался к заточенному добритвенной остроты лезвию. Очевидно, оно было укреплено сталью – Уилл заметилразницу в цвете металла на последнем полудюйме. Тыльная сторона была прямая, вто время как лезвие слегка изгибалось, а на конце было совсем скруглено. Этоговорило о том, что в битве им скорее рубили, чем кололи.

– Произведение искусства, – сказал онвосхищённо и посмотрел на девушек, убиравших со столиков остатки мандзю ипоставивших маленькие чашечки с прозрачной тёплой жидкостью.

– Сакэ. – Тадатуне осторожно вложил меч вножны ярко-красного цвета. – Вино, приготовленное из риса. Очень крепкое.

Уилл отхлебнул, осушив чашку прежде, чем успелраспробовать напиток. Служанки уже ставили на столы небольшие вертелы снасаженной на них рыбой, очевидно, жареной.

– А короткий меч? – Рыба понравилась емугораздо больше, а сакэ начало возвращать ощущение здоровья и удовлетворённости.– Для защиты в ближнем бою?

– Нет-нет, друг мой. Короткий меч – этопоследний страж чести самурая. Ни один самурай не должен сдаваться в плен вслучае поражения. Только смертью может он смыть такой позор.

– Только смертью… – Уилл едва не поперхнулсякуском рыбы. – Вы хотите сказать, что, если вас победят в битве, вы самипокончите с жизнью?

– Поражение само по себе не являетсябесчестьем, – пояснил Тадатуне, – если вам удастся вывести свои войска с поля бояв строгом порядке и с намерением повторить сражение при первом удобном случае.Но если вас заставят сдаться – это другое дело. Разве вы не самурай? Разве выне поступаете так же?

Девушка встала на колени рядом с Уиллом,подливая ему сакэ.

– Нет, – ответил Уилл, – у нас другие обычаи.

Остатки рыбы убрали, и на столы поставилиблюда с двумя тонкими ломтиками обжаренной гусятины.

– Наконец-то настоящая еда, – произнёсМельхиор. Улыбнувшись Уиллу, девушка поднесла к его губам кусочек мяса.

– Я так и думал, – заметил Тадатуне. – Обычаитвоей страны очень похожи на португальские, Уилл Адамс. Надеюсь, ты не солгалмне. Нет преступления позорнее, чем ложь.

– Я не солгал вам, господин Тадатуне. Моястрана расположена недалеко от Португалии – конечно, в сравнении с тем путём,что мы проделали сюда. Но, по правде говоря, португальцы – наши враги.

Тадатуне кивнул:

– Ваш господин хочет разгромить господинаПортугалии?

– Мой правитель гораздо выше обыкновенногогосподина. – Гусь был съеден; он отхлебнул ещё сакэ, провожая взглядом девушку,которая, не переставая улыбаться ему, скрылась за дверью. Как хорошо он себячувствовал – одновременно сытым и согревшимся, а вино слегка кружило голову.Какая приятная компания. Он мог бы сидеть так целую вечность.

И тут он вспомнил о Гильберте де Коннинге иЯне ван Оватере, сидящих в чане с горячей водой, и Магоме Сикибу перед ними.