Мэри опустилась в кресло.

– В-вы можете кое-что сделать для меня? – дрожащим шепотом пролепетала она.

– Все, что смогу.

– Пока мы не узнали правды, вы могли бы обращаться со мной так… как будто я Кора?

Мэри понимала, что не сможет вынести, если лорд Мэттисон станет обращаться с ней как с легкодоступным товаром. Только не теперь, когда она узнала, как сильно он способен любить.

– С огромным удовольствием, – сказал он, и на его лице появилось выражение, близкое к улыбке.

Мэри показалось, что у нее вот-вот разорвется сердце. Она склоняла его к тому, чтобы он жил в мире своей мечты, которой рано или поздно суждено разбиться вдребезги.

«Она не та женщина, которую он любил».

Это она знала уже сейчас.

«Иметь огромную кровать оказалось далеко не так приятно», – как думала Мэри.

Она повернулась на бок и натянула одеяло до самых ушей, удивляясь, почему ей так трудно заснуть, когда она так измотана. Когда лорд Мэттисон сказал ей, что кровать в ее распоряжении, а сам он прекрасно обойдется креслом у камина, Мэри не почувствовала ничего, кроме облегчения! Ей даже удалось изобразить на лице робкую улыбку, когда он задернул вокруг кровати бархатный полог, словно хотел убедить ее в том, что не станет ее беспокоить. Мэри уже представляла, как вытянет на мягком матрасе свои до боли уставшие ноги и сразу же погрузится в глубокий благословенный сон.

А вместо этого она не могла удержать глаза закрытыми, дольше чем на несколько секунд кряду.

Слишком темно.

Почти сразу же после того, как лорд Мэттисон задернул вокруг нее пыльные коричневые гардины, Мэри пришлось подвинуться на край кровати и немного приоткрыть их. Она затащила внутрь свою дорожную сумку, но боялась, что в такой темноте не сможет на ощупь найти в ней ночную рубашку. Было очень неудобно стоять на коленях на кровати, поверхность которой напоминала воздушный пирог. Когда ей наконец удалось с этим справиться, то вместо того, чтобы с облегчением упасть на подушки, она снова встала на колени и, прикусив нижнюю губу, стала думать, что делать с платьем. Снимая его через голову, Мэри почувствовала, каким жестким стал подол. По-хорошему она должна была бы счистить грязь, прежде чем укладываться спать. А если бы она повесила его на спинку одного из кресел перед камином, к утру платье наверняка бы высохло.

Но для этого ей нужно было выйти на территорию лорда Мэттисона.

В ночной рубашке.

Тяжело сглотнув, Мэри сложила платье и повесила его на спинку в изножье кровати, утешая себя тем, что бывают вещи и похуже, чем забрызганное в дороге платье.

Гораздо хуже. Некоторые из них она испытала на себе сегодня. Когда Мэри вспомнила, что чувствовала, стоя на незнакомом крыльце с пустым листом бумаги в руке, внутри все так сжалось, что ей пришлось обхватить себя руками.

Но на самом деле не только это заставляло ее чувствовать себя так ужасно. Было еще то страшное видение из прошлого, которое вызвал в ее памяти лорд Мэттисон. Каждый раз, когда Мэри закрывала глаза, она снова видела отца, наносящего удары ее матери.

Она резко села на кровати, чувствуя, как ее руки сжались в кулаки. Мэри всегда знала, что в ее прошлом есть что-то ужасное, о чем ее сознание отказывалось вспоминать. Но хуже, гораздо хуже была тошнотворная уверенность в том, что это не все. Она чувствовала, как что-то прячется, словно дикий зверь, свернувшийся в темноте, поджав хвост, готовое наброситься на нее, стоит лишь ей ослабить бдительность…

Мэри схватила подушку и, спрятав в нее лицо, обхватила руками колени. Если бы она могла снова оказаться в своей постели в Лондоне, с Молли с одной стороны и Китти – с другой. Они не позволили бы ей вертеться с боку на бок, не говоря уже о том, чтобы сидеть, уткнувшись носом в подушку. Но с ними она не чувствовала бы себя такой беззащитной. Даже не просыпаясь до конца, они протянули бы руки и успокоили ее, сказав, что нельзя обращать внимание на плохие сны. Теперь, без них, она так и будет смотреть невидящими глазами в темноту и никогда не посмеет заснуть. Ведь если никто ее не разбудит, она будет все глубже и глубже погружаться в кошмар, пока он полностью не поглотит ее!

Сердце Мэри билось так часто и сильно, что заставляло содрогаться все тело. Здесь, в этом незнакомом городе, она чувствовала себя совершенно беззащитной. В Лондоне с улицы всегда доносился шум, независимо от времени суток. Стук колес проезжающих по улице экипажей, крики ночных сторожей, песни подвыпивших гуляк, возвращавшихся домой. Звуки жизни.

Здесь же было тихо, как в могиле. Мэри казалось, что тишина, царившая в отеле, вступила в сговор с темнотой, чтобы задушить ее в этой бархатной гробнице.

А потом она услышала, как скрипнуло кресло лорда Мэттисона. Ее напряжение немного спало. Мэри расправила плечи и легла на спину, глядя вверх на купол балдахина. Если она уснет и увидит страшный сон, он услышит ее крик. Он ведь разбудит ее, верно? Не даст ей уйти слишком далеко?

Когда кресло скрипнуло во второй раз, Мэри с сожалением сравнила их положение. Не похоже, чтобы ему удалось устроиться удобно. Она должна была взять кресло себе, а ему уступить кровать. Она могла бы завернуться в одеяло и смотреть на пламя, плясавшее в камине. А он мог бы вытянуться здесь, как он привык. Тогда хотя бы одному из них удалось поспать.

Вместо этого она лежала, как бревно, прислушиваясь к его возне, в ожидании рассвета, который положит конец их обоюдным страданиям.

На следующее утро Мэри не смела поднять глаза на лорда Мэттнсона. Она с болезненной ясностью понимала, что он проехал полстраны, чтобы спасти ее, с ужасом сознавая, что, если бы не он, ее могла постичь самая печальная участь. А она вместо того, чтобы выразить хотя бы намек на благодарность, вела себя враждебно и подозрительно и в конце концов потребовала, чтобы он обращался с ней уважительно, как с женщиной своего круга.

– Я найму почтовый дилижанс, чтобы нас доставили назад в Лондон, – сказал лорд Мэттисон, как только они сели за стол, который молодой розовощекий официант накрыл к завтраку.

– В Лондон? – повторила Мэри. От любопытства она даже решилась бросить на него робкий взгляд. И тут же почувствовала себя пристыженной, заметив говорящие о бессонной ночи темные круги у него под глазами.

– Да, в Лондон, – отозвался Мэттисон, отрезая себе ломтик вяленой ветчины. – Именно там логичнее всего начать поиски ключей к разгадке вашего прошлого.

Мэри уныло жевала булочку, которую машинально намазала маслом и медом. Он не собирается бросать все это. Он не успокоится, пока не вызнает все ее секреты до последнего.

– Вы говорите, что работали в большом доме, до того как приехали к мадам Пишо?

Она кивнула. Во рту вдруг так пересохло, что она не могла даже сглотнуть, не то что говорить.

– Она должна знать что-то о ваших бывших хозяевах. Наверняка ведь они дали вам рекомендательное письмо?