— Нет, — мягко объяснил я, — фобия иррациональна, а страх имеет природу глубоко биологическую и немножко социальную. Я боюсь… — я призадумался, но почти сразу нашел самый страшный страх и тут же озвучил: — Я боюсь быть не на своем месте. Ну, что я дилетант, просто все вокруг зачем-то делают вид, что я нормальный как человек и как руководитель. А почему меня Аристарх по какой-то неведомой причине еще не уволил, я вообще не понимаю.

— Ты — нормальный? — Тайвин прыснул. — Ты и нормальность как материя и антиматерия, тебе нельзя сталкиваться с нормальностью, а то Вселенная коллапсирует в судорогах. Но это не делает тебя плохим начальником или дилетантом.

— Ты думаешь? — приободрился я. — Ладно, поверим тебе на слово. В любом случае, мой страх имеет причины, я его контролирую, не упаду в обморок с трясущимися коленками и не сбегу куда глаза глядят от панической атаки, если вдруг что. А при фобии человек свои реакции, что психические, что физические, вообще контролировать не может. Странно, что это я тебе рассказываю, а не ты мне.

— Психология… Как бы тебе сказать помягче, — поморщился Тайвин, — несколько не мой профиль.

— Да я уже понял, — хмыкнул я, взъерошил пятерней волосы и осведомился: — А ты чего боишься?

— Доверять людям и тем более в них верить, — незамедлительно отозвался ученый, поправив очки. — Жизнь научила. Теперь не знаю, плохо ты мне сделал или хорошо, что разучил.

Я заулыбался и положил ему руку на плечо:

— Если ты один раз в жизни на что-то плохое напоролся, или даже не один, это не повод отказываться верить людям и в людей.

— Хотелось бы мне, чтобы ты был прав, — вздохнул Тайвин. — Только в нормальной реальности, а не в твоей идеалистической, не так все радужно.

После разговора о доверии, страхе и природе фобий мной завладела навязчивая идея высадки. Сутки я боролся с собственной натурой и стремлением бесстрашно ринуться в объятия лиловой незнакомки, но как только услышал краем уха новость о том, что дроны заканчиваются, и пора собираться домой — за добавкой техники или кукишем от правительства, причем второе было более вероятно — что-то у меня внутри окончательно кристаллизовалось в уверенную решимость схулиганить.

И я принялся готовить почву. Для начала убедился, что отсек с флаерами никто не охраняет, и наблюдение за ним хоть и ведется, но чисто номинальное — только чтобы фиксировать вылет и посадку, если они вообще будут. Под предлогом невыносимой скуки и неуемного любопытства одновременно, я проверил их комплектацию — полный фарш, как и предполагал. Тяжелая экзоброня в двух экземплярах, наше оборудование, а для ученых — полевой набор для первичной рекогносцировки природно-территориального комплекса, на который предстоит высадка, куча отчетных бланков вроде этикетной книжки для геологов и полевого дневника для биологов, все необходимое для сбора образцов почвы, воды, воздуха, представителей флоры и фауны, а кто-то особо умный, подозреваю, что Кевин, сунул в числе прочего хороший такой энтомологический сачок с титановым складным обручем и эксгаустер с датчиками движения, фиксации размера животных и автоподсосом воздуха.

Ну хотя бы оперативникам не предлагалось световые или почвенные ловушки устанавливать, а сачком махнуть пару раз — дело нехитрое. Содержимое потом в локальный защитный купол вместе с сачком помещу — хорошо, что Тайвин смог рой нанитов модифицировать под малые жесткие каркасные структуры, намного удобнее, чем с банками да морилкой возиться. И все равно зрелище будет просто замечательное! Руководитель оперативного отдела в тяжелой броне с сачком наперевес — местное зверье ухохочется. Ну да чего не сделаешь на благо науки, на Шестом и такое приходилось первое время вытворять, да не один раз.

Потом я отлавливал по коридорам хмурых и неразговорчивых космотехников, садился им на уши и с видом ничем не занятого, а потому очень доставучего раздолбая принимался рассуждать про НЛО, похищения людей и рассказывать бородатые анекдоты про то, как инопланетяне украли из шаттла граждан Нью-Йоркского, Московского и Токийского мегалополисов и подарили им три титановых шарика на предмет проверки интеллектуальных способностей. Через пяток несмешных баек и наводящих вопросов один из техников не выдержал и, только чтоб я отстал, рассказал про контуры безопасности при взлете и посадке флаеров. Оставалось одно — подгадать момент. И накануне отлета, пока все спали, а Уилл отошел заварить кофе, я рванул с низкого старта в транспортный ангар.

Сходу забаррикадировался изнутри — изменил кодификацию замка на любимую дату, прилет на Шестой, чтобы можно было, если что, быстро догадаться, но не мгновенно. Оперативники мою любовь к постоянству паролей знают и поймут быстро. Натянул экзокостюм, врубил программу разгерметизации отсека и сел во флаер, думая о себе, о жизни и ее смысле.

Последний год я только и делал, что сопровождал экспедиции, мотался по вызовам и существовал по схеме «работа-дом», словно после предательства Макс из меня вынули мотивационную батарейку, и я прекратил понимать, зачем я жил и работал. По инерции разве что. А тут передо мной снова то, ради чего я несколько лет преодолевал сам себя, раз за разом перепрыгивая через четырехметровый забор сомнений и самокопаний — новая экзопланета, новый мир, а я — первопроходец, и мое дело — сделать первый, пусть и крохотный шаг в сторону ее освоения. И без того целых пять миров без меня исследовали!

Так что сомнений я не испытывал ни малейших. Даже когда по внутренней связи через помехи до меня донесся голос очкарика.

— Ты зачем смылся? Вернись только, я тебе устрою интерокулярный травмирующий тест! — пригрозил мне по переговорнику Тайвин.

Я только развеселился: