Возможно, доля истины в ваших словах есть. Поддержание баланса сил – это как… прививка, которая позволяет упредить болезнь, вынужденное малое зло. Сама же война, словно эпидемия холеры, не несет ничего, кроме горя и разрушений. Если бы существовал способ изничтожить болезнь под корень, нам бы не потребовались и прививки.

– Многие политологи с вами поспорили бы. Любое государство со временем накапливает столько проблем, что война остается чуть ли не единственным способом разрубить узел. Скальпелем, которым вскрывают гнойный нарыв.

– Например? – скептически прищурилась керляйн.

Аллея повернула, выходя к круглой площадке. В центре, угрожая рыхлым брюхам облаков, возвышалась стела из серого мрамора. У ее основания лежал тяжелый чугунный ключ, а на занесенной снегом табличке наверняка значилась какая-нибудь пафосная чушь, вроде «Слава Федерации Гезецлэнд! Слава Канцлеру! Слава тем, кто сделал все для победы!»

– Взять хотя бы Лаосский конфликт, – после заминки озвучил Юрген. – Он решил сразу несколько проблем. Перетряхнул элиты Гезецлэнда и соседних стран. Уничтожил переизбыток производственных мощностей, вызванных внедрением големов. Направил общественную агрессию вовне, позволив нивелировать промышленные бунты.

Прекрасные книжные аргументы, которыми удобно оправдать трагедию. Верил ли он им сам? Приходилось: сомнения в мудрости Канцлера еще никого не доводили до добра.

– Разве это не… глупо?! Все сломать, чтобы потом строить заново? – отозвалась собеседница. – Представьте себе семью. В хорошей семье, где царит спокойствие и взаимоуважение, каждый трудится на общее благо. А потом кому-то стукнуло в голову устроить скандал, и… ужели это не полнейшая чушь? – невпопад закончила Катрин.

– Мир несколько сложнее, чем семья. Скорее, страны – это голодающие соседи, которые не могут поделить кусок пашни.

– И мы вернулись к тому, с чего начали. Почему бы соседям не договориться и не придумать способ так возделывать землю, чтобы урожая хватило на всех?

Юрген подумал об арене в Спортхауптстаде. Затем о Библии Божьих дочерей.

– То, о чем вы говорите, утопия. Если уж вы ставите в пример семью, вспомните Каина и Авеля. Насилие изначально, с сотворения мира, заложено в человеческой природе.

– В мужской природе, – возразила Катрин. – Женщины слишком хорошо понимают, как тяжело дается новая жизнь, чтобы ее уничтожать, – она снова сердито тряхнула головой. – Я начинаю злиться, керр Юрген. Боюсь, если мы продолжим нашу полемику, обязательно поссоримся. А мне бы этого очень не хотелось. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. Я слышала, частную коллекцию керр Голдшмира недавно открыли для свободного посещения. Не пригласите ли вы меня сегодня в музей?

* * *

Домой Юрген вернулся в приподнятом настроении.

Начавшееся неудачно свидание (нашел, что обсуждать с девушкой, дурак! Войну и политику!) продолжилось намного лучше. Коллекция керр Голдшмира включала в себя не только драгоценные самоцветы, о которых молодой человек знал мало, но и необработанную руду, известняки и поделочные камни, в том числе и используемые для создания классических големов – в которых он разбирался неплохо. Если Катрин и утомила лекция, то она это умело скрыла.

Неподалеку от музея нашлась уютная кофейня: с приличным кофе, пирожными и понимающим хозяином, выделившим молодым людям столик в алькове, где их никто не беспокоил. Несколько часов пролетели незаметно. Юрген снова поразился, с какой легкостью они находили общий язык – разговор складывался, как безупречно подобранные кусочки мозаики, слово к слову, без натянутых шуток и неуклюжих пауз. Так что молодой человек имел все основания надеяться, что прогулка оставила о нем благоприятное впечатление. А подаренная брошь и вовсе привела девушку в восторг, как до этого – его самого.

– Келер Вермиттерин, вы дома?

Ему не терпелось поделиться успехами, а заодно поблагодарить.

– Уже вернулись, керр Юрген? – откликнулась с кухни старушка. – Идите скорей к нам.

Он подумал, что это Петра задержалась допоздна, и ошибся. На стуле вольготно расселась незнакомая девица, одного с Катрин возраста, но безнадежно проигрывающая керляйн Хаутеволле во всем. И без того не самое красивое лицо – крупный нос, выпяченный подбородок, пятна веснушек – портило дерзкое выражение, будто гостья заранее ощетинилась колючками в сторону любого, кто косо на нее взглянет. Губы сжались в линию, серые с болотной желтизной глаза изучали молодого человека без малейшей капли смущения – прямо и насмешливо. Так же вызывающе смотрелись короткая до неприличия, мальчишечья прическа и вульгарный макияж.

Жакет и юбка темнели июльской листвой. Зеленый цвет давно перестали считать траурным, но в повседневной жизни его по-прежнему носили редко.

Девица была из тех, от которых так и веет неприятностями.

– Инджирлик Айланд, – представилась она: голос у нее оказался с легкой хрипотцой. – Лучше зовите меня Инджи. Не люблю полное имя.

Керляйн поднялась навстречу и протянула руку. Предполагая, что от него ожидают старомодного поцелуя, Юрген взялся за ладонь, но девица вывернулась и по-мужски сжала его пальцы, введя в ступор.

– Вы вовремя, керр Юрген, – кивнула домовладелица в ответ на приветствие. – Составите нам компанию?

Старушка, крякнув, вытащила из духовки противень и перебросала плюшки на большое овальное блюдо из радужного стекла.

– Жаль, не печь, – посетовала она, вешая на место прихватку. – Маман в деревенской печи, помню, плюшки пекла, не плюшки – облака! – Она нахмурилась, заметив, что молодые люди на ногах. – Вы особого приглашения ждете? Садитесь за стол!

Накрахмаленная скатерть сияла белизной: страшно дотрагиваться, вдруг запачкаешь. Оттертый до блеска самовар сердито гудел и пыхал жаром. Травяной чай оказался крепким и бодрящим. А плюшки, от которых пахло клубничной глазурью, таяли во рту. О том, что чрезмерное увлечение сладким приводит к необходимости протыкать новую дырку на ремне, молодой человек старался не вспоминать.

Потянувшись за очередной булочкой, Юрген зацепил рукой чашку, едва не опрокинув. Та обиженно звякнула о блюдце, благо была полупустой, и осквернения скатерти удалось избежать.

– Я упоминала, он слегка неуклюж, – заметила келер Вермиттерин, нисколько не стесняясь, что объект обсуждения ее слышит и краснеет. – Зато, уж поверьте моему опыту, милочка, такие вещи я определяю на раз, у него честное сердце, а это дорогого стоит по нынешним временам.

– Ваша правда, – керляйн Инджи вежливо улыбнулась. Посмотрела на Юргена. – Келер Жозефина сказала, вы служите в полиции?

– Первый особый отдел Апперфорта, – неохотно отозвался тот.

– Вот как? Первый отдел, значит?

Собеседница хищно подалась навстречу, поставив локти на стол.

– У вас, должно быть, трудная и опасная работа?

– Не сказать, чтобы легко… но я справляюсь.

– Вам нравится то, чем вы сейчас занимаетесь? – на секунду Юргену померещилось, будто он находится в допросной под светом маналамп. – Давно хотела выяснить, что побуждает людей идти в полицию? Риск? Власть, которую дает оружие? Или, может, вас притягивает темная сторона человеческой натуры? Над каким делом вы сейчас работаете? – она едва не облизывалась. – Вам уже приходилось