Мелькнувшую по стене тень он уловил краем глаза, обернулся и замер. По обоям словно кто-то провел горящей палкой. Они обуглились, а местами отошли от стены. В углу под потолком висело нечто, более всего напоминающее шаровую молнию, только малинового цвета, рассыпающее вокруг зеленые искры.

На этом странности не закончились.

В центре комнаты появился красный, но уже порядком выцветший ковер с дырой в одном из углов. Казалось, огромная саблезубая моль отгрызла кусок.

Раньше такого в доме не водилось. Никита в принципе не мог понять, кому в голову могло прийти сочетать алый и ядовито-зеленый цвета с индиго. Он точно не принес бы в собственное жилище такую безвкусицу. На ковер выкатился ярко-желтый клубок, которому здесь точно взяться было бы неоткуда, а затем припрыгал черенок от лопаты, принесенный в дом из огорода Димом.

Клубок подскочил к палке и насадился на нее, из кухни само собой приползло вафельное полотенце – и вот посреди комнаты образовалась этакая кукла, отчего-то ассоциирующаяся с «кикиморой». Он видел подобные «псевдоорганизмы с матриц по трупам», как называл их Дим, всего несколько раз, но Никите хватило.

Однажды в Зоне, когда ему взбрело в голову сунуться в подъезд, Никита едва успел унести ноги от подобного существа, благо, веса у «кикиморы» оказалось, как у самой настоящей тряпичной куклы. Вышибить дверь квартиры на первом этаже, в которую Никита успел забежать и запереться, сил у нее не хватило. Она лишь кружилась возле лифта, слепо тычась в стены, скреблась. В квартире нашлись несколько «циркулей» и «огниво», Никита собрал их в контейнер, как учил Дим, и ретировался через окно, едва не угодив в аномалию «соловей». Чудом миновал, по самому краешку прошел. Охоту лазать в заброшенные дома с тех пор отшибло.

«Кикимора» покачнулась, неуверенно прыгнула в его сторону и тотчас отскочила, крутанулась и замерла.

Пожалуй, он мог бы успеть удрать, только не мимо «кикиморы» к двери, а в окно. Черт бы с ними, с порезами, даже пусть и глубокими, жизнь – дороже. Однако пока существо не нападало, Никита сидел на месте и не делал резких движений: не хотел привлекать внимания. Зрительными функциями клубок не обладал, как и слуховыми, а вот на вибрацию пола, наверное, мог как-то среагировать.

Словно уловив некий ритм, доступный только ей, «кикимора» принялась подергиваться и притоптывать ногой-черенком. Звук получался глухой из-за ковра. Существо совершило два прыжка в одну сторону, три в другую, подскочив, сделало сальто и закружилось, характерно потрескивая.

«Это уже даже не чертовщина, – подумал Никита. – Наверное, так и образуется новая Зона».

Страха он не ощущал, скорее, научный интерес.

«Кикимора» продолжала кружиться, ворожить, полностью оттягивая на себя внимание.

– Ай! – вскрикнул Никита. Руку ожгло огнем, а сердце подскочило к горлу и ухнуло куда-то в желудок.

Зря он так уставился на «кикимору». Пока наблюдал за ней, чайная ложечка – «тараканья лапка» – подползла поближе, да как шибанула током по пальцу. Звук голоса на проявления Зоны однозначно подействовал: ложечка застыла (притворялась, не иначе), а «кикимора» принялась вертеться с удвоенной силой, сантиметр за сантиметром скрадывая расстояние до Никиты.

– Твою ж мать налево! – громыхнул из прихожей голос Дима, и «кикимора», словно испугавшись, рухнула на пол, распавшись на составляющие части. – Что ты здесь устроил?

– Ты не поверишь! – радостно воскликнул Никита и осекся, стоило человеку, присвоившему голос Дима, войти в комнату.

Огромный детина в птичьей маске, рясе и с бензопилой «Дружба» наперевес покачал длинным клювом и двинулся к столу, пнув клубок в сторону.

Никита заорал.

* * *

– Нет, нет и еще раз нет! Я не возьму в Зону труса! – Ворон подпирал бедром стол и выглядел крайне недовольным. – Пусть даст всю имеющуюся у него информацию, касающуюся схрона, я сам схожу и посмотрю, что и как.

– Ты же видишь, он многое умалчивает. – Нечаев снял очки и принялся тереть веки.

– В вашу задачу, дражащий мой Владлен Станиславович, как раз и входит отделить зерна правдивой информации от плевел лжи, – елейным голосом заметил Ворон, наплевав на приличия, и уселся на столешницу, болтая ногами.

Нечаев вздохнул.

– Если бы все было настолько просто… – сказал он. – Ты же видел этого Никиту.

– Потому и утверждаю: он трус. А кроме этого, подобные ему люди глубоко антипатичны мне как личности. – Ворон скорчил кислую мину и покачал головой. – Может быть, в обывательской среде и ценятся приспособленцы. Например, они составляют процентов девяносто офисного планктона. Однако их и на километр к Периметру подпускать нельзя.

– Скольких ты водил, кого нельзя? – усмехнулся Шувалов.

В этом разговоре глава института придирался чуть ли не к каждому слову и даже умудрялся язвить. Ворон пока не знал, как на подобное реагировать.

– Зона таких десятками жрет и не давится, – произнес он как можно спокойнее. – Он же ни одной аномалии не пропустит. В книжечках, которыми это молодое дарование зачитывается, опять же каждый второй – типичный маленький человек в футляре собственного мозгое…

– Игорь! – осадил его Шувалов. Он сидел в глубоком кресле в углу между глухой стеной и окном, а не во главе стола, как обычно, читал какие-то документы, водрузив на нос очки в массивной черной оправе, но за разговором следил внимательно.

– Мозговыеживания, – поправился Ворон и, прямо посмотрев на Шувалова, заверил совершенно иным кристально искренним тоном: – Простите, Василий Семенович, больше никакого мата.

– Да при чем здесь великий и могучий? – всплеснул руками тот. – Не лепи ярлыков, ты видел парня впервые в жизни!

– И мне хватило! – сказал Ворон и повторил его жест. – Хорошо, – произнес он после порядком затянувшейся паузы. – Если вас не удовлетворяет мое профессиональное чутье, а обычно вы к нему прислушивались, давайте опираться на факты. У этого парня на днях убили напарника, к слову, самого близкого человека, с которым он делил не только рабочее пространство, а жил в одном доме! Дэн, не дергайся!

– Я вовсе не… – начал Денис, но договорить не успел.

– Никаких аналогий!

– Я молчу и ни о чем не думаю.

– Хорошо, – одобрил Ворон. – Итак, дом был куплен этим Граниным на остатки средств от продажи московской квартиры. К слову, Владлен Станиславович, надо бы выяснить, с чего такая прозорливость? Почти за месяц до эвакуации, когда Москва еще жила вполне благополучно, Гранин продал свою отдельную, замечу, расположенную в неплохом районе, квартиру за сущие гроши и буквально сбежал из города. От кого он скрывался?

– Я попробую выяснить, Ворон, но не жди от меня подвига, – ответил Нечаев.

У него хватало разумения и такта использовать сталкерскую кличку, а вдобавок он решил не осложнять себе жизнь «выканьем» и в одностороннем порядке перешел на «ты». Ворон не поправлял и вопросов по поводу несостоявшегося брудершафта не задавал, значит, его все устраивало.