Сообразив, что ее убежище обнаружено, Сабина, кряхтя,поднялась на ноги.

— Никто не прячется, — сказала она. Губы у неебыли малиновыми, щеки раскраснелись. — Это всего лишь я. На улице холодно,я вернулась обратно и вот.., заколку уронила.

Огромные пожарные в полном обмундировании протопали покоридору в глубь помещения — выполняли свой профессиональный долг. Им нужнобыло убедиться, что возгорание ликвидировано, и, возможно, составить акт поэтому поводу. Все и всегда составляют какие-то акты, даже если выполняют самуюсрочную и опасную работу.

Заметив, что Максим правой рукой держит левую и баюкает ее,она мгновенно насторожилась:

— Господи, что случилось? Ты поранился?

«Разумеется, они уже на „ты“, — раздраженно подумалТверитинов. — Ну и ладно. В конце концов, она работает на меня. Я могузагрузить ее работой так, чтобы у нее не оставалось ни времени, ни сил бегатьна свидания. Кроме того, через пару недель я увезу ее за границу. Так что Максуничего не обломится».

— Обжегся, — ответил его кузен, страдальческиморщась. — Схватил какую-то железяку, а она жутко нагрелась.

— Нужно оказать тебе первую помощь! —забеспокоилась Сабина. — Здесь есть аптечка?

Эмма Грушина, которая все это время пыталась привести впорядок одежду, засыпанную хлопьями пепла, подняла голову и с откровеннойнеприязнью ответила:

— Я уже оказала. Максим Петрович, давайте я сяду заруль. Вряд ли вы сможете вести машину.

— Нет-нет, я справлюсь, — резко ответилтот. — Поезжайте домой, Эмма.

Грушина бросила на Сабину убийственный взгляд. Ее тяжелыйподбородок дрожал от едва сдерживаемых чувств.

«Мымра, — подумала Сабина. — Если бы могла, она быменя пристукнула без всяких угрызений совести». На секунду она представила наместе Максима Колодника Диму Буриманова. И себя на месте Эммы. Она без памятивлюблена в Буриманова, а какая-то там.., двоюродная сестра, молодая ибессердечная, беззастенчиво с ним флиртует. Ей стало жалко бедную Грушину, иона сказала ей в спину:

— Спокойной ночи, Эмма.

— Спокойной ночи, — ответила та, не оборачиваясь.И пробормотала:

— Если вы действительно отправляетесь спать.

Она попрощалась со всеми остальными и вышла, громко хлопнувдверью. Скорее всего, ненамеренно.

Больше всех ее слова не понравились Тверитинову. Он достализ кармана платок. На щеке у него чернела сажа, но он, разумеется, ее не видели изо всех сил тер ладони. В самом деле: эти двое приехали на «Фольксвагене»Макса, на нем, выходит, и уедут. Вести машину Макс не может, значит, ее поведетСабина. Она довезет кузена до квартиры, а как будет добираться до дома сама?Что, если Макс предложит ей остаться?

— Где ваша машина? — вслух спросил Тверитинов,резко обернувшись к Сабине.

— Возле вашего дома, — покладисто ответила та.

Ему не нравилось, как она выглядит: блуждающая улыбка, глазас поволокой… Вероятно, рассчитывает на продолжение свидания. Разве могло прийтиему в голову, что всему виной полный желудок? Сабина наелась, и ей было хорошо.

— Мы что, все так здесь и бросим? — спросил Максим,осторожно опуская поврежденную руку вниз. Стало заметно, что она аккуратноперевязана бинтом. — Наверное, нужно вызвать уборщиков…

— Не волнуйся, Роман Валерьянович уже едет, —насмешливо ответил Тверитинов.

Почти в тот же миг входная дверь распахнулась во всю ширь истукнулась о стену. На пороге возник коренастый мужчина в лыжной куртке,накинутой поверх сильно поношенного спортивного костюма. На ногах у него былирасшнурованные ботинки, круглые глаза горели фанатичным блеском. Он выгляделлет на сорок пять, однако уже имел лысый череп. Только над ушами осталисьостровки пуха, торчавшие в стороны и делавшие его похожим на филина. Тяжелыечерты лица, белесые ресницы и мощный подбородок могли бы придать емуустрашающий вид, если бы не нос картошкой. Вероятно, этот нос был задуманспециально для того, чтобы сигнализировать всякому, с каким милягой он имеетдело.

— Новые кресла сгорели?! — крикнул лысый такимужасным голосом, что Сабина невольно отшатнулась.

— Это наш завхоз. Роман Валерьянович Попков, — вполголосасказал Максим, приблизившись к ней и предоставив Тверитинову самому даватьобъяснения. — Бывший военный. Служил в пехоте. До сих пор любит отдаватьприказания и составлять рапорты. К женщинам относится уважительно.

— О, дама! — воскликнул тем временем завхоз,заметив Сабину. — Вы случайно не пострадали? Нужно было в первую очередьвывести дам на улицу, — укорил он Тверитинова.

Тот в ответ неопределенно хмыкнул. Потом махнул рукой ипредставил:

— Это моя новая помощница Сабина Брусницына.

— Очень рад, я здешний завхоз РоманВалерьянович, — шаркнул ногой тот. — Для вас — просто Роман.

Тверитинов похлопал его по плечу и сказал:

— Что ж, вручаем тебе бразды правления. Сейчас подъедетмилиция, будут разбираться, что произошло.

— Да, блин, совершенно ясно, что здесьпроизошло! — раздался громкий и наглый голос, заставивший Сабинуразвернуться на сто восемьдесят градусов.

Позади них стоял не кто иной, как Боря Чагин, бригадир.Жидкая рыжая челка в беспорядке, пегая щетина выглядит неопрятно. И как ему толькоудается быть «первым парнем на деревне»? Впрочем, для того чтобы игратьженскими чувствами, достаточно иметь сильный характер и быть уверенным всобственной неотразимости.

Возможно, это именно ОН запирается время от времени вкафельной комнате, надевает респиратор и хирургические перчатки, берет в рукипинцет и раскрывает «дипломат»… Что у него в «дипломате»?!

«Пахло чем-то отвратительным. Паленой тухлятиной…»

— Какой-то козел разбил окно на первом этаже, залезвнутрь, вломился в мой кабинет и поджег корзину с мусором. Причем поставил еена стол, скотина…

— Это твоя версия, — осадил его Тверитинов. —И с какой стати залезли именно в твой кабинет? Хотелось бы мне знать.

— Да потому, — напористо ответил тот, — чтомой кабинет самый ближний к выходу. Мелкое хулиганье… Наверняка молодойбезмозглый говнюк! И он ведь сюда не воровать пришел, а выкобениваться!

Его гневная тирада звучала весьма убедительно. Можно былопринять эту версию, если бы не его глазки. Круглые зеленые глазки Чагинатревожно бегали по сторонам, и Сабина неожиданно подумала, что он знает, ктозабрался в его кабинет и зачем. Уж точно не для того, чтобы сжечь корзинку сбумагами. Она удивилась собственной проницательности, кашлянула и неожиданнодля всех спросила:

— У вас лично ничего не пропало?

Чагин повернулся к ней и посмотрел так, будто только чтозаметил. В тот же миг медленная улыбка раздвинула его губы, обнажив краешекбелых зубов — крепких, как у собаки. Он приготовился отпустить какое-тозамечание — вероятно, не слишком приятное, — но споткнулся о тяжелыйвзгляд Тверитинова и неловко сказал: