Софья Сергеевна говорила о некоторых анимешках, расписанных фосфорицирующими красками так, что даже в полумраке фигуры и впрямь выглядели жутковато. Казалось, что они провожают взглядом проходящих мимо людей. А уж наткнись на такую фигуру в темноте… Можно было себе представить эффект от такой встречи.

– Подумаешь, удивили, – продолжала ворчать повариха, повернувшись к детям своим мощным тылом. – Шли бы вы отсюда, надоели!

Но Светлана заметила, что дети выглядят слишком уж напуганными, и попыталась расспросить их. Оказалось, что на втором этаже, помимо запертых на ключ апартаментов бывшей хозяйки усадьбы, имелось еще одно помещение, в которое вход также был закрыт. Дети наткнулись на запертую дверь еще утром во время прохождения квеста. И вопрос, что может скрываться за ней, звучал так: «Внутри меня вся сущность бытия, все мысли, все надежды, все мечты». Дети долго думали, но если бы ведущие не дали им подсказку, так бы и не догадались, что за дверью находится библиотека.

– Вот там оно и обитает!

– Черное!

– Лохматое!

– Гадкое!

– Оно выскочило из библиотеки с таким воплем, словно за ним сам Райнер гнался.

Кто такой этот Райнер? Кажется, это жуткий пятнадцатиметровый урод из «Атаки Титанов». Но не успела Любовь Яковлевна порадоваться своей расширившейся эрудиции, как Светлана уже вскочила на ноги.

– Это надо проверить.

Альбина уточнила:

– Дети, а вы не шутите?

Но ребята выглядели такими возбужденными, что было ясно, они не шутят.

– И вы все его видели?

– Да, да!

– Идемте скорее! – закричала Светлана, которая, казалось, нервничала все сильнее.

Услышав это, Софья Сергеевна возмутилась.

– Куда идемте? А ужин кто готовить будет? Я одна? Между прочим, я не нанималась тут сутками батрачить. Меня пригласили для того, чтобы я накрыла небольшой легкий обед и подала еще более легкие закуски перед отъездом детей. О том, что мне предстоит готовить полноценный ужин, а потом, глядишь, еще и завтрак с новым обедом, речи не шло!

– Софья Сергеевна, все ведь уже почти готово.

– А подавать кто будет? Лично я не собираюсь шмакодявкам прислуживать!

– Я вам заплачу вдвое сверх оговоренного.

Но повариха была в скверном настроении и заявила, что Светлана может засунуть себе эти деньги куда подальше. И что никого из их компании тут бы уже давно не было, не окажись сама Софья связанной по рукам и ногам приказом следователя.

– И если бы не мое доброе сердце, поднялась бы я сейчас к себе наверх и выкручивайтесь тут на кухне сами, как знаете, – ворчала Софья Сергеевна. – Вот так правильней всего было поступить. И всегда-то я за свою доброту страдаю.

Светлана пожала плечами и убежала вместе с детьми. Любовь Яковлевна выскользнула под предлогом, что ей нужно отлучиться на секундочку. На кухне осталась одна Альбина, она кротко кивала в ответ на недовольные реплики поварихи, которой приспичило поворчать.

Любовь Яковлевна догнала Светлану уже у лифта.

– Какая желчная баба, – сказала она, имея в виду повариху.

– И не говорите. Я и понятия не имела, какая она на самом деле. Раньше ради сестры она сдерживалась.

Любовь Яковлевна обрадовалась.

– Раз уж речь зашла об этом, разве не странно, что Софья Сергеевна в доме родной сестры работала простой поварихой?

– Кто? Она? Никогда она не работала. Пальцем о палец в жизни не ударила. Прикатила к сестре, когда та вышла замуж за Щербакова, а он построил этот дом. Прикатила и осталась. Не выгонишь ведь. Да господин Щербаков и не смог бы.

– Он такой мягкий человек?

– В бизнесе он умеет проявить жесткость. Но со своими близкими он словно масло. Добрейшей души человек и прекрасный отец!

– Вы с таким восторгом о нем отзываетесь.

– Так и есть за что. Таких замечательных людей я в своей жизни больше не встречала.

Неужели Светлана любовница хозяина дома? Она с таким восхищением говорит о нем!

– Простите, но что же все-таки насчет Софьи Сергеевны? Я так поняла, что она лишь недавно вернулась в этот дом?

– После смерти сестры ей пришлось уехать.

– Почему?

– Господин Щербаков с сыном покинули страну. А дом законсервировали. Видимо, от отчаяния господин Щербаков совсем забыл про сестру жены, не подумал, куда она пойдет и чем будет жить.

– Разве Анна Сергеевна ей ничего не отписала по завещанию?

– Софья Сергеевна унаследовала часть дома. А конкретно те апартаменты, которые занимала Анна Сергеевна при жизни. Но раз хозяин отдал распоряжения и добился, чтобы весь дом был бы законсервирован, то и Софье было в те комнаты не проникнуть.

– Тем более, что до вступления наследства в законную силу они были и не ее вовсе.

– Ну да, – кивнула Светлана. – И поэтому тоже.

– А вы и до отъезда отца с сыном тоже работали в этом доме?

Но на этот вопрос любопытная сыщица уже не получила ответа. К этому времени они добрались до дверей библиотеки.

Едва увидев их, Светлана забыла про все остальное и громко ахнула:

– Дети! Вы сломали замок!

– Нет, нет! Честное слово, это не мы!

– А кто?

– Мы не знаем! Оно так уже было!

Светлана нахмурилась еще сильней.

– Не выдумывайте, – строго сказала она. – Не было оно так! Дверь в библиотеку всегда была крепко заперта. И когда мы оговаривали с господином Щербаковым условия организации в его доме музея аниме, он отдельно подчеркнул, что некоторые помещения так и останутся заблокированными, посетителям туда входа не будет! Во-первых, это комнаты его жены. Во-вторых, библиотека. В-третьих…

Но Светлана не договорила, какое третье помещение в доме было недоступно для посетителей.

– Что «в-третьих»? – спросила Любовь Яковлевна.

Но Светлана молчала. А между тем Любовь Яковлевна совсем не отказалась бы узнать, какие еще в доме имеются запретные территории. Ее прямо всю начало покалывать от любопытства. От кончиков ног до макушки на голове все тело у нее стало зудеть и чесаться, до того женщине было охота узнать, что же за третье помещение в доме желает скрыть от посторонних глаз его хозяин. В этом доме было столько загадок и тайн, что прибавление к ним еще одной могло вызвать у человека приступ аллергии. Вроде как на ребенка действуют шоколадные конфеты, кушаешь их, кушаешь, одну за другой отправляешь в рот и даже не замечаешь, сколько ты их проглотил, все у тебя в жизни хорошо. А потом вдруг одна-единственная последняя конфета, и все – щеки уже в жутком диатезе, зудят и чешутся.