— Писатель пытался проникнуть в его комнату.

— Проник?

— Нет. Но зато проникла я.

— И чего? — насторожилась Женька.

— У него оружие и удостоверение сотрудника частногоохранного агентства «Феникс».

— Что за мура такая?

— Откуда мне знать?

— Агентство это в Москве?

— Ничего подобного, в нашем городе. И теперь я припоминаю,что видела вывеску на Верхне-Ямской… Да, точно.

— Ага, значит, парень дует в уши, что из Москвы, а самнаш земляк.

— Земляк не земляк, а прописан действительно в Москве.

— Чепуха получается. Чего ж, ему в столице работы ненашлось?

— Не это меня волнует, — перебила я, — а то,зачем он сюда приперся.

Ведь явно с какой-то целью.

— Думаешь, как и мы — на Кукуя охотится?

— Ничего смешного. Ты сама говорила: в Липатове что-топроисходит. А тут парень с пушкой… Есть о чем подумать.

— Ладно, Анфиса, считается, что мы переоделись,потопали, а то как бы этот фрукт нас не заподозрил.

— Не вздумай в него влюбиться.

— Ты же знаешь, сердцу не прикажешь, — вздохнулаЖенька, чем очень меня огорчила.

Мы вернулись к Валерию, который терпеливо ждал нас наберегу, и побрели к дому, решив, что самое время выпить чаю. Эти двое о чем-тоболтали, а я, поотстав, размышляла, почему писателя так тянет в комнату Валеры?Что это, нездоровое любопытство, как у нас с Женькой, или у него есть причинакого-то или чего-то опасаться?

Владислава Петровича с женой мы обнаружили на веранде,выходящей на другую сторону дома, веранда эта была застеклена, в углу стоялдиван, в центре круглый стол, вдоль стен штук шесть кресел, возле двери настолике электрический самовар, посуда и нехитрое угощение в стеклянном шкафу.

— Перебрались сюда? — спросил Валерий, потрогалсамовар и удовлетворенно кивнул:

— Горячий.

— Там комары замучили, — капризно ответила ЛидияАртуровна. — А у нас гость.

— Иван Иванович пожаловал?

— Пожаловал. Сейчас руки моет. Будет угощать брусничнымвареньем. Как прошло купание?

— Отлично, — ответила за всех Женька. Лидия,сверля меня взглядом, спросила:

— Я заходила к вам в комнату, но не застала. Как вывышли?

— Обыкновенно, через дверь, — удивилась я. В этотмомент в комнату вошел мужчина в светлом костюме, рубашка в серую клетку, безгалстука, бородка, пышные волосы. Надо сказать, он был здорово похож на АнтонаПавловича Чехова, только пенсне не хватало. К тому же в отличие от классикаИван Иванович был довольно упитан, что не мешало ему демонстрировать прямо-такинеобыкновенную подвижность.

— Боже, какие красавицы, — воскликнул он, глядя нанас с Женькой и сложив руки на груди. — Позвольте ручки… — Ручки мыпозволили и познакомились. Дядька мне скорее понравился, чем нет, пенсионер,которому скучно ковыряться на своем участке, вот он и придумал себе хобби,болтает всякую чепуху о Кукуе и учит тетку Августу бороться с вампирами.Безобидный чудак. — О вашем приезде говорит вся деревня, — сообщил он. —Не успел с болота вернуться, прибежала Августа и поведала мне о вашем чудесномявлении среди ночи.

— Да уж, явление было что надо, — засмеяласьЖенька. — Сначала нас до смерти напугал один местный житель, потомогромная собака…

— Огромная собака? — заинтересовался ИванИванович, фамилия которого, кстати, была Горемыкин. — Вы видели собаку?

— Да. По-моему, кавказца.

— У местных таких собак нет, здесь одни дворняжки.Странно, — он покусал губу, глядя куда-то вбок, повторив:

— Странно. — И задумался.

— А вы что на болоте делали? — вдруг спросилписатель. Горемыкин не сразу сообразил, что обращаются к нему, ВладиславуПетровичу пришлось повторить вопрос дважды.

— На болоте? Да так, знаете ли… хотел разгадать, нельзяли пройти на остров.

— Ну и как?

— В одном месте ухнул по самую грудь, хотя шел строгопо вешкам. Хорошо хоть вода, а не трясина. Испугался и вернулся.

— Я сегодня тоже пытался пройти, с тем жеуспехом, — засмеялся писатель.

— А почему вас так тянет на этот остров? — влезлая в разговор.

— Ах, Анфиса Львовна, неужели в вас нет ни каплиромантики?

Любопытства, в конце концов?

— Есть у меня любопытство, — обиделась я. — Ина ваш остров я, кстати, не прочь попасть. А чем он знаменит, кроме Кукуя?

— Мне удалось проследить историю этого края до седых времен, —начал Горемыкин, потирая руки. — И знаете, здесь всегда было…неблагополучно, что ли. Прежде всего, местные жители активно сопротивлялиськрещению, вспыхнул бунт, который, естественно, был подавлен, но и послепринятия христианства вера в старых богов была исключительно сильна. На островенаходилось капище, с весны до поздней осени там устраивались моления сжертвоприношением, иногда жертвами служили соплеменники.

— Мне неизвестно о человеческих жертвоприношениях уславян, — возразила я.

— Ничего удивительного, — снисходительно кивнулИван Иванович. — Летописи об этом умалчивают, ведь летописцы-монахи жили вмонастырях за каменными стенами, откуда им было знать, что творится на такихвот болотах?

— Не скажите, слухами, как говорится, земля полнится, ачеловеческое жертвоприношение не утаишь. У страха глаза велики, так что нетолько бы зафиксировали, но еще и преувеличили бы изрядно.

— Возможно, вы правы, не буду спорить, скажу лишь, что,обращаясь к специальной литературе, доподлинно установил — человеческоежертвоприношение не такая уж редкость для наших предков.

— Простите, а кто вы по профессии? — спросилаЖенька.