— Да ладно, ты чего, шуток не понимаешь? Я махнуларукой, сделала еще несколько шагов и настороженно замерла. Рядом кто-то был,точнее, кто-то поднимался от реки в нашем направлении, Человек шел не торопясь,печатая шаг.

— Слышишь? — прошептала я Женьке, та навострилауши и загнусила:

— Ты меня нарочно пугаешь, чтоб я не вредничала.

— Да послушай ты… — Шаги приближались, теперь Женькапросто не могла не услышать их. — Идет кто-то…

— Ага. Вот что, давай отдохнем вон в тех кустах.

Мы свернули с тропинки, притаились за кустами и стали ждать.Казалось, прошло никак не меньше пяти минут, хотя это, конечно, ерунда, простоожидание было чересчур утомительным. Шаги неожиданно стихли. Я подумала:человек затаился, может быть, тоже слышал наши шаги, а теперь гадал, куда мыисчезли. И тут из тумана возникла огромная фигура. Сапоги, штормовка, капюшон,надвинутый на самое лицо, шел он чуть наклонившись вперед, и, ей-богу,казалось, что его ноги в огромных сапогах не касаются земли. Он был гораздовыше нормального человека, невероятно широк в плечах, руки держал в карманах,лица, скрытого капюшоном, было не разглядеть, хотя прошел он совсем близко,метрах в трех от нас. Собака на болоте вновь завыла, протяжно и страшно.Человек замер, прислушиваясь, затем задрал голову и тоже завыл, вой на болотемгновенно смолк, а человек довольно хихикнул и зашагал дальше. Когда я увиделаего сбоку, то решила, что он горбун, и только потом, когда он исчез в темноте,сообразила, что на правом плече у него висел рюкзак. Однако кто бы ни был этоттип, напугал он меня изрядно. Я покрылась испариной и тяжело дышала, точнозагнанная лошадь.

Тут я сообразила, что Женька ведет себя странно, то есть неподает признаков жизни, повернулась и увидела, что подружка сидит в траве снаиглупейшим видом и готовится потерять сознание.

— Эй, — позвала я, — это просто кто-то изместных, припозднился и возвращается домой. Мы, кстати, в деревню тоже ночью заявилисьи перепугали людей.

— Так я тебе и поверю, — пробормотала Женька.

— Не валяй дурака, — попробовала я вернуть ее креальности, но в настоящий момент это было делом нелегким.

— Это не человек, — твердо заявила Женька. —Слышала, как он выл?

— Может, он так развлекается или настроение плохое. Вотчто, идем за ним, он пошел в деревню, сама убедишься, это обыкновенный человек…

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась Женька,мы выбрались на дорогу и бегом припустились по ней, в темноте различить ее былонетрудно.

Я рассчитывала вскоре увидеть огромную фигуру в капюшоне,твердо вознамерилась окликнуть мужчину и, по возможности, выяснить, чего емуночью не спится, и все это исключительно из желания сохранить Женькино душевноездоровье. Но воющий тип в штормовке как сквозь землю провалился. Мы уже вошли вдеревню, а его так и не увидели.

— Его здесь нет, — вздохнула Женька.

— Он уже в доме, — бодро заверила я.

— Ничего подобного, он на болото ушел, его позвали, онответил — и туда прямым ходом… Чего ему в деревне делать?

— Женя, я тебя умоляю. На болоте ночью ему тем болееделать нечего. Он вошел в дом.

— В какой?

— Откуда мне знать? Он шел быстро и…

— Мы вообще бегом бежали и просто обязаны были егодогнать… Хорошо, — видя мое перекошенное от злости лицо, мрачно кивнулаЖенька. — Если человек в дом вошел, там должен гореть свет…

— Не забывай, в деревне нет электричества.

— Неважно, человек должен с кем-то заговорить… В общем,должно быть движение…

И мы занялись совершенно невообразимым по глупости делом:начали обследовать дома на предмет наличия в них света и шума. Свет был лишь вдвух домах, у Августы и у Ивана Ивановича, но у того и другой тихо, похоже,гости их не посещали.

— Это ничего не доказывает, — разозлилась я.

Женька выглядела задумчивой, тихой и даже отрешенной. —Кстати, Ивана Ивановича стоило бы проверить, интересно, чем он по ночамзанят, — заявила я.

Подружка кивнула и поплелась за мной. Как выяснилось, ИванИванович по ночам спал, короткие занавески на окнах были задернуты, но,взгромоздившись на скамейку в палисаднике, я смогла заглянуть в комнату иувидела в свете керосиновой лампы господина Горемыкина, который мирно посапывална диване, укрывшись пледом в клеточку.

— А дядька темноты боится, — вдруг хихикнулаЖенька и поежилась, после чего спрыгнула с лавки и не без удовлетворениязаметила:

— Ну что, убедилась? В деревне его нет.

— Ничего подобного. То, что в домах тихо, еще ничего незначит, может, он не хотел никого будить.

— А на чем он приехал? — спросила Женька.

— На лодке, естественно.

— Значит, лодка должна быть у берега.

— Это если дядька прибыл один, а если вдвоем, например?Его спутник мог назад вернуться.

— Мы бы услышали плеск, а мы не слышали, —упрямилась Женька.

Кончилось тем, что мы вернулись к реке и тщательнообследовали берег в том месте, где встретили мужчину.

— Только не вздумай сказать, что он ниоткуда неприезжал, а просто здесь рыбу ловил, — заявила мне Женька. — Удочек унего не было.

— Не было, — вынуждена была согласиться я, —но это ничего не значит.

— Как же, — хмыкнула Женька. — Завтра вдеревне спросим, к кому гости пожаловали, парень приметный, росту в нем метрадва, и в плечах косая сажень.

— Слушай, — не выдержала я, — дался тебе этотмужик. Мало ли кто здесь ходит…

— Нечисто здесь, — переходя на шепот, заявилаЖенька. — И этот дядька вовсе не дядька…

— А кто? — хмыкнула я. — Оборотень сболот? — Она не ответила, но загрустила. — Утром тебе будетстыдно, — подвела я итог. — Ладно, бог с ним, с этим типом, идем кмельнице, вон сколько времени потеряли.

— Слушай, может, это… домой вернемся? У меня ногипромокли, и вообще…

— Хорошо, иди домой, — как можно спокойнее заявилая.

— А ты?

— А я взгляну на мельницу. И я зашагала вдоль берега.Женька, задумавшись на несколько секунд, припустилась за мной.