Я шла и мурлыкала что-то себе под нос, это для того, чтобменьше бояться, потому что, говоря по правде, идти к мельнице мне совсем нехотелось, но надо же разобраться с местными тайнами, не то так бог знает дочего додуматься можно. В самом деле начнешь таскать с собой осиновые колья инеумеренно есть чеснок. Женька прислушивалась к моему мырлыканию, а потомприсоединила к нему свой голос, после чего мы взялись за руки и зашагаливеселее.

Мельница возникла из темноты как-то неожиданно. Точнее, онавыплыла из тумана. Тропинка давно кончилась, и мы пробирались по колено втраве, джинсы намокли, кроссовки тоже, и путешествие особо приятным неказалось. Я то и дело поглядывала в сторону реки, боясь сбиться с курса, однакоприблизиться к реке тоже не рискнула, в такой туман немудрено и свалиться.Одним словом, на досужие размышления времени не было, и тут темной массой переднами выросла старая мельница. Первое, что пришло в голову:

Дон Кихот не такой уж и дурак, мельница в настоящий моменточень походила на сказочное чудовище: огромные крылья, которые чутьпоскрипывали, крыша терялась в темноте, крохотные оконца…

— Что-то в ней жужжит, — тихо сказала Женька. Яприслушалась, звук действительно был какой-то странный… И тут… признаться, яэтого никак не ожидала, может, оттого и перепугалась: в оконце мелькнулогонек. — Там кто-то есть, — вцепившись в мою руку, горячо зашепталаЖенька.

— Ну и что? — отважно спросила я. — Сейчаспосмотрим кто…

— Ты ведь не хочешь туда войти? — заволноваласьподружка. — Мы не можем так сразу… А вдруг их там много? Надо провестиразведку.

— Хорошо, — кивнула я, упорно не желая пугаться,хотя держалась из последних сил. Но уж очень мне хотелось убедить Женьку, чтоникакой нечистой силой здесь и не пахнет, ну и самой убедиться, конечно. —Давай к окошку, вон к тому, что пониже.

Мы подобрались поближе, и тут стало ясно, до окошка слишкомвысоко.

— Вот черт, — выругалась я, Женька вздрогнула иукоризненно посмотрела на меня. — Придется тебе меня подсадить, —игнорируя ее взгляд, сказала я.

— Может, завтра, — заныла подружка, —прихватим лестницу, Валеру возьмем.

— Твой Валера — темная лошадка… С таким только вразведку и идти.

Тут до меня донесся голос, я не сразу сообразила, что кто-тоскороговоркой бормочет «Отче наш», только как-то по-чудному, то есть словавроде те же, но произносились в другой последовательности. Женька, привалившиськ стене мельницы, выпучила глаза и вдруг заявила:

— Черная месса.

— Чего? — не поняла я.

— Того… Анфиса, валим отсюда.

— Прекрати, — повысила я голос, но, вовремяспохватившись, перешла на шепот:

— Подставляй руки.

Женька слабо застонала, но руки подставила, сцепив ладонизамком.

Придерживаясь за стену, я поставила ей на руки правую ногуи, подтянувшись, уцепилась за оконную раму. Стекло внизу было выбито, и я едване вскрикнула, порезав руку, но любопытство было сильнее, не обращая вниманияна боль, я заглянула в окно и едва не заорала в голос.

Помещение мельницы тонуло в темноте, лишь в дальнем углугорело две свечи, отбрасывая на стены причудливые тени и освещая икону,висевшую прямо напротив, перед ней стояло что-то черное, без головы, сраскинутыми в стороны руками, и громко повторяло:

— Приди и вселися в ны…

— Мама… — пискнула я, и тут Женька заорала, яповернулась и увидела, как из темноты появился огромный зверь, то ли волк, толи собака. Женька расцепила руки, я шлепнулась на траву и на всякий случайпотеряла сознание, то есть закрыла глаза и посоветовала себе ни на что нереагировать. Зверь в несколько прыжков преодолел открытое пространство искрылся в тумане, а мы с Женькой понеслись в прямо противоположную сторону.

К чести моей, в панике я пребывала недолго. Где-то черезкилометр я начала успокаиваться, и даже рассуждать. Этому сильно способствовалтот факт, что мне требовалось отдышаться, потому что мы с Женькой побили всерекорды по скорости, а между тем не худо бы уяснить, в какую сторону мы бежим.

— Стой! — охнула я. Женька остановилась,перегнулась пополам и, опершись руками в колени, замотала головой.

— Что ж это делается… — сказала она жалобно, потомповернулась ко мне и спросила:

— Чего там было?

— Где? — пытаясь выиграть время задала я вопрос.

— Не дури, — обиделась Женька. Мне очень нехотелось рассказывать ей, что я видела, но и врать я тоже не могла.

— Не разглядела как следует. Кто-то в черном, двесвечи, икона…

— Икона? — насторожилась Женька. — Какая?

— Ну… я не разглядела. Точно икона. Ни на что другоеэто просто не похоже. А перед ней фигура… как будто в черном балахоне и… все.

— И фигура читала «Отче наш» не по-христиански, потомсказала: «Приди и вселися в ны…», и появилось это чудовище… Анфиса, мыприсутствовали при черной мессе. Кто-то вызывал дьявола. — Женькаиспуганно перекрестилась. — И провалиться мне на этом месте, если невызвал. Какие дела здесь творятся?..

О черных мессах я, конечно, читала, в основном в романах, ивынуждена была признать, что в словах Женьки что-то есть. Конечно, в дьявола яупорно не хотела верить, называла зверя собакой, каковой она и была на самомделе, потому что таких крупных волков в природе нет, но все остальное я виделасвоими глазами. Значит, кто-то этот спектакль устроил, причем с какой-то целью.

— Черная месса, говоришь? — отдышавшись, спросилая. — Тогда пошли в деревню.

— Зачем? — насторожилась Женька.

— Затем, что здесь только один человек, свихнувшийся начертовщине.

— Ты думаешь… Иван Иванович? Но он ведь спал…

— Ага, и нарочно оставил зажженную лампу, чтобы мымогли в этом убедиться.

— Он что, по-твоему, знал, что мы придем проверить?

— Он знал, зачем мы здесь. Мы ведь не скрывали, чтособираемся покопаться в местных тайнах. Предположить остальное нетрудно.

— Вот сукин сын! — возмутилась Женька. — Идемскорее…