– А нас-то почему? Сертификат безопасности[64] у нас есть, мы оба умеем вилочным погрузчиком управлять, со станками нормально, да что угодно. От нас толку больше, чем от всей остальной бригады.

– Последним нанят, первым уволен.

– Младший Хеннесси начал позже нас, – говорю, хотя от него они не избавятся никогда, потому что его отец в местной полиции.

– Слушайте, это временно. Если все раскачается, вам позвоним первым. Но Полин вчера вечером прикинула цифры, и я даже не уверен, что меня самого ждет впереди.

Мы немножко препираемся. Предложить мне толком нечего. Увольняют меня впервые в жизни. Оно не так ужасно, как может показаться.

– Нам надо что-то на руки получить, – Скок говорит. – Тут недели пройдут, пока нам пособие оформят.

Деннис тянет на себя ящик стола, достает два конверта.

– Вот, ребята. П-45-е ваши и все прочее[65].

Он уже все бумажки нам заготовил, а. Ну ни хрена ж себе.

– Если хотите пошабашить сегодня раньше, добро свое соберите сперва. – Тут он достает из кармана пачку денег, отслюнивает пару пятидесяток, вручает их Скоку. – Поделите между собой сами и никому не говорите.

– Хорошенькое настроение перед выходными, – говорит Скок, пока мы топаем к своим шкафчикам в раздевалке.

Поблизости болтается несколько пацанов – курят, ждут вестей. Скок рассказывает, а я пока иду отлить. Как только узнаю́т – сразу отваливают по-быстрому, будто наша неудача может оказаться заразной.

У Скока в кармане косяк, и мы решаем уйти на тропу к Барроу, дунуть. Насладимся первыми часами свободы.

Что-то с этим конвертом такое, что мне сил нет как хочется его вскрыть, хоть там всего-то зарплатная ведомость. Надрываю его сбоку. Заглядываю в выписку и говорю Скоку, что тут какая-то ошибка. Там куда больше, чем мы обычно получаем.

Он толкает меня в плечо.

– Надбавка – это отпускные и всякая прочая херня, – он мне. – Чтоб нечистую совесть успокоить. Так вот выглядит стыд.

– За что?

– Ты для работы за зарплату подходишь лучше моего. Во мне предпринимательского духа больше.

Не уверен я, как к этому относиться.

– Ты видал ту фотку с Деннисовыми детьми? – Скок мне.

– Ага.

– Я задумался, – говорит Скок дальше, – насчет собственного трупа.

– Ты вообще о чем?

Вечно со Скоком так: говорит прямиком вслух любой дикий бред, какой ему на ум взбредет.

– Помнишь тот стишок в школе, – говорит. – Про братика в гробике.

Я знаю, что́ он имеет в виду, – такое не забудешь: “ящик в четыре фута, по футу на каждый год”. Ма Коул, наша училка английского, с ума сходила по поэзии. Заставила даже нас выучить сколько-то строк, хоть это по программе и не требуется.

– Стоял я у него в кабинете, слушал, что он там гонит, и начал мерить свое тело. Мысленно, от пальцев ног и вверх, и представлял, что я в гробу. Прям почувствовал. Того и гляди будто задохнусь, вот до чего по-настоящему.

Может, все оттого, что кругом весь день дерево, но я тоже представляю дубовую крышку и как ее на меня надвигают.

Скок сгребает меня в охапку, смотрит в глаза:

– Надо нам сгонять куда-нибудь. В Кортаун. Или в Трамор[66]. Нырнуть, блин, в море. Представь, как мы орем от холода, шкура у нас вся съеживается от само-бля-сохранения. Носимся по пляжу туда-сюда, чтоб обсохнуть. Дернем пару банок, замутим с какими-нибудь девахами из Дублина, у которых духи́, каких тут даже не продают.

Есть в Скоке что-то такое, что рвется жить с размахом, лезть из кожи вон. Еще когда мы только в школу пошли, он листы тетрадные драл – с такой скоростью по ним карандашами возюкал, все игрушки перекусал, чтоб попробовать их на вкус. А сейчас может целый день отработать, а все равно пороху ему хватит, чтоб через полстраны скататься на концерт или ради какой-нибудь новой девчонки.

Глядим мы друг на друга – и дёру. Будто опять школу прогуливаем. Бежим по тропе, ржем, как кони, и спихиваем друг друга в камыши.

* * *

Я-то думал, Матерь жуть как разочаруется во мне, когда узнает. Но захожу со двора в дом, а там к Божку записка от нее прислонена. Берни уехал в Килкенни, а Матерь сама вместе с Сисси Эгар двинула в Ахад[67] забрать у какого-то человека кроличьи шкурки для костюмов.

Разогреваю остатки пастушьего пирога и смотрю телик, а тут в заднюю дверь звонок. Опять Эйтне. Ей кажется, что бородавки у ней заметно уменьшились.

Изображаю привычные пассы, но без огонька. Говорю, в третий раз можно не приходить, все уже в порядке.

Когда я ей сообщаю о своем увольнении, она нисколечко не удивлена. Судя по всему, прорву ребят повыгоняли за последние месяцы: Эйтне говорит, полгорода выживает на дешевом фарше. Хорошо, если хоть один стейк продастся за целую неделю. Остаться на мели посреди лета, может, не так уж и плохо, а вот зимой я б по стенам бегал.

В мясном ей вполне. Начинает рассказывать о Старом Тайнане, дедуле. Чуток в маразме, но иногда забредает. Его старинный фартук на двери у них висит. Настоящий разделочный нож ему не доверяют, дают старое игрушечное мачете, покрашенное серебрянкой, чтоб порубил в подсобке баранью печень или там филе куриное. Когда услыхал, что я ей бородавки лечу, выдал ей какую-то рамешь[68] насчет того, что мой отец был в молодости подмастерьем у мясника.

– Это вряд ли, – говорю я Эйтне.

– Не в Карлоу, – она мне. – Где-то в другом месте. Старый очень уверен был. Что-то случилось там, и твой отец бросил это дело, домой вернулся?

– Не-а.

– Старый чуток ку-ку, – говорит. – Рубит на полном серьезе.

Эйтне уходит, а я присматриваю за тем, как последние крохи моего пастушьего пирога крутятся по второму разу в микроволновке, и размышляю насчет того, действительно ли Батя был мясником. Кто знает, может, и был; может, мне прорва всякого о его жизни не известна. Божок сидит себе на сушилке. Наставляю на него вилку:

– Мясник, ты глянь. Тайная жизнь поленьев. Глаз с тебя не спущу.

Он глазеет на меня в ответ так, что, хоть клянись, это он с меня глаз не спустит.

Большие уши, братья и “Хмурый”

Утро пятницы, рано вставать я не собираюсь, раз уж ни на какую работу, потому что нет ее, идти не надо. Но Матерь орет мне из кухни – чтоб я не проспал. Новости ей неведомы, они с Сисси вернулись глухой ночью. Спускаюсь выпить кружечку и просветить ее насчет того, что меня уволили.

– Ох, не одно, блин, так другое.

Говорит, что потолкует с Ричи насчет устроить