сказать-то вообще могу? Что это все ошибка? У нас путаница с количеством мальчиков в семье? Объяснить ей эффект плацебо и предложить вернуть деньги? Вот красота-то будет.

В конце концов залипаю на “икс-боксе” на несколько часов. Матерь возвращается с работы, приносит пару микроволновочных обедов на вечер – из новой вегетарианской линейки. Берни не хочет, поэтому мы с Матерью едим пополам баранье жаркое. Потом я пробую пирог с говядиной и почками. Годится; что там изображает баранину или говядину, мы вычислить не можем. Берни считает, это какие-то грибы. Пирога я б еще съел, а вот баранину все же нет.

Уезжать им утром, у Айлин они окажутся к обеду. Берни в сплошном восторге, Матерь купила им билеты на какое-то шикарное представление. Она распинается насчет того, когда последний раз ездила в Лондон – лет пятнадцать назад, кораблем. Пытается втянуть меня в разговор. Один-единственный вопрос я не задаю, потому что не хочу знать ответ.

Она загружает морозилку и забивает буфет всякими перекусами. Первый раз в жизни дом остается в моем распоряжении. Матерь чуток суетится, выспрашивает, чем я буду заниматься и какие у меня планы.

– Думаю, хорошо побыть немножко в покое, сам по себе, несколько дней, – говорю. – Поразмышляю.

– Ой нет, – говорит она. – Не рассиживайся ты в своих мыслях, Фрэнк. Хуже некуда затея. Ходи гулять, развейся.

– Так совпало, что я сегодня вечером тусуюсь.

– Я думала, ты останешься, – она мне. – Последний наш вечер перед отъездом все же.

– У меня планы. С пацанами.

Вижу, ее это немножко покоробило – что я в ее последний вечер ухожу, но не могу же я ей рассказывать про Джун, она мне весь мозг выест своими вопросами.

После чая быстренько принимаю душ и бреюсь, немножко мажу гелем волосы. Чистая футболка и джинсы – и я готов на выход.

Скок стучит примерно в полвосьмого.

– Кракь хорош ли, миссис Уилан? – говорит.

– Я б поныла, да кто ж послушает, – она ему.

Пока я отыскиваю кошелек и куртку, они обмениваются последними сплетнями. Он как бабка старая – задвигает ей, что видел, как Ричи Моррисси высаживал на станции в Ньюбридже некую женщину. Она выкладывает ему про Лондон и как они собираются глянуть, где теперь работает Айлин. Айлин – уборщица в какой-то пафосной больнице, но послушать Матерь – так это прям туристская достопримечательность.

По пути в город говорю Скоку, что он идиёт – слушает Матерь и всякую фигню, которую она несет.

– Она попросила приглядеть за тобой на выходных. Не хочет, чтоб ты куксился.

Теперь и он меня достает. Будто я бедная малютка, о ком все должны заботиться. Я немножко на взводе – прикидываю, как оно все пойдет с Джун. Всяко лучше сменить тему, и я его спрашиваю насчет Бати-Божка. Про фигурку эту я ему уже рассказывал, но сегодня он ее своими глазами увидел.

– Не знаю, – говорит. – Если честно, я не разглядел толком.

– Но что-то в нем есть, а?

Прямиком не отвечает. А Скок не из тех, кто свое мнение держит при себе. Не знаю, верит ли он во всякое мое семейное – в мой дар седьмого сына и Материны ясновидческие штуки, – но никогда не стебется. Надо сказать ему, что нет у меня, видать, никакого дара, но сейчас я в это вдаваться не хочу.

– Есть в нем что-то живенькое. Не могу сказать, что вот как есть твоего Батю увидал. Может, потому что ты мне это вложил в голову, ну, знаешь, как такое часто бывает – мы ж такие существа, мы ведемся.

– Какое “такое”? Кто ведется? – Не спускаю на тормозах.

– Да блин. Наверное, из-за этой твоей девахи у тебя нервы на пределе. Лицо сделай попроще, Фрэнк.

– Иди в жопу. Дело не в этом, если хочешь знать. – Я и без него сыт по горло теми, кто меня прессует. – Обнаружил я кое-что, – говорю, – оно много чего для меня меняет.

– Что за кое-что?

– В другой раз. Но не уверен, что Джун я покажусь таким уж интересным.

– Покажешься. Хорош уже морочиться.

Пока идем по Туллоу-стрит, он опять заговаривает о Бате-Божке – беседу старается поддержать. Мне сказать нечего.

– Я тут прикидывал, откуда эта фигурка родом, – говорит. – Эскимосская она.

– Да ладно?

– Типа тотем.

– Лена ее в Майо нашла. Не слыхал я, чтоб эскимосы в Баллине[71] кочевье устраивали.

– Я мыслю шире. Эскимосы-индейцы, – он такой. – Ребята эти, американские индейцы – у них же не было никакого понятия о границах. Да и откуда? Они следовали за бизонами, кочевали по всей округе. Многие мотались туда-сюда в Канаду и из нее. И некоторые сталкивались с эскимосами, те на юг забредали, когда охотились на волков и прочую херь. Смешение видов – и вот получился канадский тип индейцев.

– Ты, я смотрю, шаришь в географии.

– Ага, – он мне. – У меня одно время карта мира была в спальне на потолке. Я планировал новые вылазки: на Аляску, в Перу, в Индию. Наверное, у меня это от матери.

Предоставляю ему трепаться насчет того, как можно по дешевке путешествовать из страны в страну, если знать правильных людей, пока мы не добираемся до “Хмурого”. Банда наша уже вся там – Лось, Дермот и Карл, застолбили лучшие места в конце стойки, напротив двери в курилку. Куча народу, то есть, мимо нас шастает, входит и выходит.

У парней куча предложений, как нам со Скоком поступить с наличкой, полученной на лесопилке.

– Твоя Матерь не знала, что ли, что тебя уволят? – говорит Лось. – Я думал, она вроде как ясновидящая.

Скок пихает его, говорит, следующий круг с Лося будет. Я все стараюсь придумать, что бы сказать Джун, если она меня спросит про семью или работу, но ни одной простой фразы в голове не склеивается.

Ну хоть на Крисси за стойкой смотреть – и то развлечение. Она куда проворней, чем пацаны, и равновесие держит сдуреть как. Три пинты у ней в руке, и она разворачивается на 360 градусов и подныривает, чтоб не впилиться в Макера, он дико несуразный делается, когда народу много. Что-то она ему там говорит, он делается малиновый, а следом она мне подмигивает, и это его срубает совсем. Я ржу с них двоих – лучше всякого телика, – и тут кто-то втискивается рядом со мной.

– Я возьму то же, что у тебя, – Джун мне. – Хотя говорят, что когда сам себе смеешься – это первый признак сумасшествия.

Я чуть не поперхиваюсь своей пинтой.

– Ой, как дела? – говорю. – Я не знал, что ты здесь пьешь.

Она молчит.

– Обычно, – продолжаю я. – Или ты здесь и пьешь обычно?

– Вечер после работы.