Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, окна мыть будешь? – спрашивает. – Или вот будь здоров как хорошо платят за обрезку деревьев. Малой у Маргарет Райан – он целую кучу поленьев сушит у себя на дворе, продаст, как только погода повернет. Может, компьютерные курсы какие возьмешь?
– Ты сейчас просто всякую случайную хрень говоришь. Не бери в голову.
Она уходит, я наливаю себе кружку чаю и возвращаюсь на кровать. Но уснуть не могу, а браться за что-то еще рано. В конце концов вылезаю из постели, ошиваюсь по дому. Беру с полки в ванной крем для лица, который Берни использует, мажу себе на щеки и нос – понять, в чем прикол вообще. Может, подстригусь. Ничего выкрутасного. Ага, хорошая мысль.
По пути домой из цирюльни петляю по улицам, но в городе почти никого. Все, кто на улице, вроде идут куда-то по своим делам.
Когда я добираюсь домой, там гробовая тишина, и мне интересно, вернулся ли Берни вчера домой. Пристально разглядываю свою новую стрижку в зеркале в прихожей. И свое лицо. Внешность у меня довольно средняя. Пробую улыбнуться и покивать. Только собрался отвести взгляд, как замечаю свои уши. Они кажутся громадными, будто маскарадные, которые цепляешь поверх своих настоящих. Выпрямляюсь и смотрю напрямую – вроде все не так ужасно. Но как только поворачиваю голову вбок, так сразу видится что-то определенно странное. Небось все оттого, как Джерри меня подстриг. Я к нему хожу всю жизнь, но он запросто отвлекается на лошадей. Я видел, как он поглядывает в “Рейсинг пост”[69], и бритва у него будь здоров как проехалась мне по черепу. Слишком высоко забрался у меня за ушами, вот в чем все дело. Будто пытался там что-то эдакое заделать. Смотрится как подстриженный газон с украшением в виде блядского уха посередке.
Только этого мне сегодня не хватало. Завтра вечером голову придется держать прямо, когда с кем-нибудь буду разговаривать – особенно с Джун.
Насыпаю полную плошку хлопьев, иду в гостиную. Переключаюсь с борьбы на бейсбол в Нью-Йорке. Когда пробивают хоум-ран и камера дает панораму трибун, все ревут, как единый зверь, себя не помня. Нравится мне наблюдать за толпами на спортивных событиях и думать, как было б, будь я там, а не тут, в один голос с ними на том стадионе, с тысячами людей, другой я в другой жизни.
Потом показывают австралийский футбол. Может, акцент у комментаторов наводит меня на мысль позвонить пацанам. Звоню я им редко, Матерь с ними по Скайпу общается, может, стоит как-нибудь сунуть нос да поздороваться. Видать, поскольку между первыми четырьмя братьями, а потом Мосси и нами с Берни большой зазор был, мы не очень-то близки. Но семья все равно семья, и кто-то должен им рассказать, что тут происходит, – как меня уволили и что вытворяет Берни.
Я знаю, что Пат съехался с Ларом после того, как у него распался брак. Кажется, Матерь говорила, что Сенан, уехав с Тасмании, обустроился в Мельбурне. Вернулся ко второй жене. Или к первой. Матерь не очень-то в курсе, а мне кажется, жена там третья. Пробую звонить Пату, обычно он отвечает с ходу.
– Привет, это я.
– Как дела, братишка? – Пат мне. – Все путем?
– Ага, все хорошо. Тут… – Но не успеваю я ничего сказать, кто-то кидает подушку между Патом и экраном.
– А ну хватит, дурила. – Обращается ко мне: – Ты чем там занят? Уши отращиваешь?
– Что?
– Наверное, просто угол зрения такой – уши у тебя здоровенные. Иди сюда, Лар, – орет он. – Ты глянь, какие у Фрэнка уши.
Кто-то выдергивает из-под него стул, и экран целиком занимает собой Лар и его башка в обесцвеченных патлах.
– Здоров, братан, – он такой. – Как тебе мои груагь?[70]
– Лет двадцать назад проканало бы. Или тридцать. Слушай, Матерь с тобой последнее время разговаривала?
– Чуток. А что?
– Ну, Берни опять на “скорой” катался.
– Ага, слыхал я, он там нашалил что-то.
– Чуток поболе.
– Ты Муртовы уши, по-моему, унаследовал. Немудрено, что он волосы длинные отпустил.
– Ты в курсе, что Берни все еще не в колледже и все такое?
– Ага, в курсе, – Лар мне. – С ним Пат болтал.
Звук немножко отстает, и картинка чуть-чуть подтормаживает. По выражению лица Лара мне не очень ясно, слышит ли он что-то.
– Меня уволили.
– Не подумываешь сюда перебраться, Фрэнк? Запросто тебе тут чуток работы найдем. – Ждет ответа, но кто-то в комнате у них орет.
– Слушай, – я ему, – Берни сам себя превзошел. Таблетки пьет и прочую хрень. Он может быть… транс…
– Что?
– Девушкой.
Ларс оборачивается; кто-то включил музыку.
– Парни, у Берни девушка завелась, – вопит он.
– Нет, балда ты.
– У этого пацана семь пятниц на неделе.
Я пытаюсь объяснить, но у них там вдруг раздается громкий звонок.
– Это что за шум?
– Опять пожарная сигнализация сработала. Пат гриль оставил гореть. Повиси. Надо затушить, пока брызгалки не включились.
Лар уходит, я жду несколько минут. Видать, забыли, что я у них на проводе, потому что кто-то подбирает телефон и куда-то его перекладывает. Передо мной на экране ящик пустых пивных бутылок и корзина, набитая бельем в стирку. И стена – где-то в Мельбурне, Австралия. Спасибо за поддержку, парни.
Спать я ухожу рано, желая, чтоб эта пятница кончилась и проспать бы еще полсубботы. Какое там. В восемь утра Матерь будит меня своей возней по дому. У нее утренняя смена. Жду, пока она уйдет, и только потом спускаюсь завтракать. Кладу себе несколько тостов, и тут возникает Берни, вытаскивает белье из стиралки и сует прямиком в сушилку.
– Матерь тебя уроет, если увидит, как ты гоняешь сушилку в такую погоду, – говорю.
– Мне для Лондона вещи нужны.
Он целый месяц ни гу-гу про это, а теперь рот не закрывает насчет поездки. Они эту вылазку в Лондон мутили задолго до того, как он “нашалил”.
День все тянется; куда в доме ни подайся, там Берни чемодан свой то пакует, то распаковывает. И дичь в том, что, хоть его объявление обо всей этой транс-хрени сидит у меня в голове, когда он передо мной, я все время об этом забываю. А потом возвращается. Точно так же было, когда Бати не стало: я просыпался по утрам и на миг забывал. Или приходил домой из школы через двор и думал, что увижу Батю. А потом опять вспоминалось.
Стараюсь не очень циклиться на сегодняшней встрече с Джун. Наверняка что-нибудь скажет насчет целительства, спрашивать начнет. А что я