Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И я. В смысле, тут мой дом. Не прям здесь, понятно. В городе.
– Человек с руками, – говорит. – Они у тебя застрахованы?
– Что?
– Как груди Мадонны. На миллионы застрахованы.
Не знаю, от выпивки это или нет, но ум у меня медленный-медленный – прямо противоположно тому, какой он обычно. Слова ее слышно так ясно, будто нет никакого дикого шума вокруг. Глаза подкрашены черным, они от этого круто удлиненные такие и кверху эдак подведены, как у кошки. Сами глаза у нее как картина в черной раме. Зеленые.
– Застрахованы?
– Ну, инструмент твоего ремесла и все такое.
Понятия не имею, о чем она вообще.
– Ты на это живешь? – спрашивает. – У тебя другая работа есть?
Блин. Спрашивает в тот самый день, когда у меня другой работы больше нет.
– Хочешь выпить? – говорю. Слова у меня изо рта будто и не лезут.
– Ну, я уже проставляюсь, но спасибо. В другой раз отлично будет.
Я почему-то замечаю ее ухо. Волосы у ней вокруг прелестного ушка лежат безупречно. Я это вслух сказал? Господи боже, ой нет. Трогаю себя за ухо, оно с тех пор, как я ушел из дома, кажется, еще подросло.
– Абсолютно, – я ей. – Точно, в другой раз.
Она заказывает напитков шесть, что ли. Крисси все это быстренько организует. На стойке появляются порции водки, всякая разбавка и пинты, я спрашиваю, не помочь ли ей.
– Все путем, чувак, – раздается голос у меня за спиной. Австралийский акцент. Громадный волосатый парняга. Забирает стакана четыре. Ручищи мощные. Она улыбается мне, кладет две банки разбавки себе в сумочку, забирает остальное.
– Спасибо. Пока! – И она уходит за тем парнем, а тот прокладывает себе дорогу в толпе, башка здоровенная, морда косматая.
* * *
Остаток вечера довольно-таки смазан. Я треплюсь с парнями, но стараюсь поглядывать на компанию Джун. Где-то к пол-одиннадцатого публики становится чуток поменьше: куча народу стремится попасть в ночной клуб “Ти-Ди” до одиннадцати, закидывает последние стопки “две по цене одной”. Мы со Скоком зависаем дальше.
– Как у тебя дела? – Скок мне.
– Порядок. Годится. Может, встретимся выпить.
– Ай молодец. Когда?
– Не договаривались.
– Телефончик попросил?
– Нет.
– Да блин, Фрэнк.
Та компания заказывает по последней, Скок пытается уломать меня сходить в “Ти-Ди”. Макер начинает собирать стаканы, вытирать опустевшие столы.
Замечаю, как Джун надевает куртку, топает к дальней двери вместе с остальными. Глядя на нее, ловлю себя на унылом чувстве, что опять что-то пошло не так.
– Погоди, – Скок говорит и топает в тубзик. По пути, вижу, заводит разговор с тем волосатым мужиком и Джун. Над чем-то смеются. Возвращается, допивает остатки своей пинты и вручает мне клочок бумаги.
– Классный они народ – австралийцы эти. Вот, братан.
– Что это?
– Волшебный номер. Джун. Пригласи ее куда-нибудь. Ты ей интересен, завтра она свободна. Ни разу в жизни ни одного дольмена не видела.
– При чем тут дольмен?
– Не спрашивай.
Номер ее телефона, выписан на обороте чека. Скок разжился им как нефиг делать. Как он подвел разговор к дольмену, ума не приложу. Я сам там не был с детства. Странно это – тащить ее смотреть на груду камней посреди поля, но если ей охота, может получиться обалденно.
Скок решает пойти в клуб, но я там вечер заканчивать не хочу, склонен остаться сам с собой. Расходимся на углу, он говорит, что завтра с утра заскочит проследить, чтоб я этим номером телефона воспользовался.
Идти домой по городу – чистая дичь. У меня такое чувство, будто я, натурально, кислородом дышу с тех пор, как она у меня под боком возникла и поздоровалась. Сейчас я вдыхаю и ощущаю, как наполняются у меня легкие в груди – как воздушные шарики. Может, дело в выпивке, но все кажутся более отчетливыми: я вижу, как их прет, поддатых и в улете, им хорошо, они хороши, готовы всю ночь танцевать и тискаться.
Вся толчея позади, я сворачиваю на Сайн-элли, и кажется, будто город принадлежит мне одному. У входа в оптику Маккейба ссорится какая-то парочка. За ними спокойно наблюдает из витрины пара очков. Мимо проезжает машина, басы отскакивают от стен так сильно, что чуть ли не видишь, как расходятся по воздуху волны.
Когда я огибаю здание суда, почти вся движуха отдаляется, но то мое чувство по-прежнему со мной. Я смотрю наверх. Хоть звезд толком не видно, я ощущаю, до чего громадно небо надо мной – над любым человеком.
Что там Джун говорила насчет моих рук? Вытягиваю пальцы, разжимаю кулаки. Может, из-за всей этой херни с седьмым сыном у меня какая-то особая чувствительность, волшебное касание. Человек с руками.
Что она обо мне станет думать, когда выяснится, что никакого особого дара у меня нет? Обычные руки вряд ли возвышают меня над девяносто девятью процентами населения. Что я там себе намудрил вообще? Нет во мне ничего особенного. И в руках моих нет. Вел себя как блядский идиёт с тем пацаненком. Тряпочкой с лимонным соком любой дурак может себе ногу потереть. Три раза. И деньги за это взять. Нехилое такое мошенничество.
К тому времени, как я выстаиваю очередь в “Дэн Навынос”, сомнений у меня уже никаких. Не будет она со мной встречаться, особенно когда вылезет шило из мешка. Беру пакет чипсов, набрасываю капюшон, двигаю домой. С тем же успехом можно ее телефон в первую попавшуюся урну выкинуть. Но нет. Сжимаю бумажку в кулаке, а кулак сую поглубже в карман.
Матерь под беседкой
Прихожу домой, а там свет в кухне, но никого нет. Лезу в буфет за кетчупом и тут замечаю что-то краем глаза. В дальнем конце сада кто-то ползает. Вряд ли Берни – он у себя в спальне, я его слышал, когда вошел в дом, все еще пакуется, кажись. Беру Батину клюшку для гольфа из-под лестницы – шпана какая-то там, не к добру. Загоню его задницу в лунку вместе со всем остальным.
Выхожу за дверь, у соседей срабатывает датчик движения, включается свет, и я вижу Матерь носом в землю, возится под беседкой. Навес под таким углом, что Матерь вполне и застрять может. Она запихивает под беседку что-то завернутое в газету.
– Что за фигня?
Она сдает на полной скорости задом вперед.
– Господи, Фрэнк, я с тобой чуть инфаркт не схлопотала.
– Ты чего там делаешь?
Она пулей чешет через сад в дом. Я за ней. Садится за стол, пытается отдышаться. Ставлю чайник, а она тем временем