Пришлось, глупо хихикая, подойти к столу и негнущимисяпальцами взять бумажки.

Пересчитала я гонорар на улице, ровно две тысячи рублей. Аеще говорят, что писатели высокооплачиваемые специалисты. Впрочем, мне могутвообще ни копейки не давать, лишь бы напечатали.

С трудом передвигая свинцово тяжелые ботинки, я доплюхала дометро и уставилась на яркое лотковое изобилие. Сразу стало понятно, отчего«Чужая кровь» неудачное название: «Кровавая суббота», «Кровь нерожденных»,«Руки в крови», «Кровавое воскресенье», «Палач и кровь», «Кровныеродственники»…

Я разглядывала столик, с каждой секундой ощущая нарастающуюрадость. Наверное, через год тут появится и моя книжка. Хотя, может, процесспроизводства занимает больше времени?

В Медвякино можно было запросто доехать на автобусе. Возлеметро «Кузьминки» их стояло штук шесть, и все с одинаковыми табличками«Медвякинский пивзавод». Дорога заняла десять минут, я вылезла у небольшогокирпичного дома, похоже детского сада, и оглядела высокие блочные дома. Да,Подмосковьем это место назвать трудно.

– Где улица Белая? – спросила я у молодой матери с коляской.

– А вон туда, между гаражами, – принялась объяснятьаборигенка, – потом через речку перейдете… Я двинулась в указанном направлении.Башни расступились, показалась гладь замерзшей воды, лес… Дорога пробежаламежду деревьями и вывела меня в… деревню.

По обеим сторонам асфальтовой ленты стояли избушки: одни –покосившиеся, упавшие набок, другие вполне крепкие.

Помня, что Аська рассказывала о крайней бедности Милены,толкнувшей женщину на такой поступок, как продажа мертвой дочери, я пробежаламимо самых крепких и красивых железных ворот, не посмотрев на номер,нарисованный белой краской. За кирпичным высоким забором живут явнообеспеченные люди.

Представьте теперь мое удивление, когда стало понятно, чтодом Забелиной прячется именно там, за стальными воротами. Испытывая недоумение,я ткнула пальцем в звонок, послышалось шуршанье и откуда-то сбоку донеслось:

– Кто там?

– Простите, Милена здесь живет?

Раздался сухой щелчок, калитка приоткрылась. Я вошла внутрьи едва сдержала возглас изумления. В глубине просторного, чисто вымытого дворавиднелся огромный трехэтажный кирпичный дом. От крыльца мне навстречу спешиладовольно молодая худая женщина в длинной темной юбке. Голова ее была замотана вплаток.

– Вы ко мне?

– Милена?

– Да.

От неожиданности я ляпнула глупость:

– Меня прислал Ежи Варфоломеевич. Забелина вздрогнула, потомбыстро сказала:

– О боже, хорошо, мужа нет, в Гомель он уехал. Проходите вдом.

Внутри здание оказалось обставлено простой, но добротной иновой мебелью. Я села в кресло, покрытое пледом. Да уж, совсем не похоже, что вэтой семье считают медные копейки. На полу хороший ковер, у стены большойсервант, забитый хрусталем, повсюду развешены неплохие картины, правда, на нихизображены только библейские персонажи.

– Что случилось? – поинтересовалась Милена.

– Я социальный работник.

– Кто? – удивилась Забелина.

– У вас в больнице вышла размолвка с мужем, он запретил вамлечиться. Мы берем подобные случаи на контроль и потом проверяем, как живетсятаким больным дома.

– Скажите, пожалуйста, – пробормотала Милена, – только васнеправильно информировали. Дементий ничего не запрещал.

Я понимающе улыбнулась:

– Вы боитесь супруга…

– Да нет, – печально улыбнулась Милена, – совершенно небоюсь, нет причин его опасаться. Дементий тихий, спокойный, он не пьет, вера непозволяет.

– Но в больнице был скандал! Милена вздохнула:

– Правильно. Дементий осерчал, что лечащий врач мужчина. Онои верно, нехорошо, чтобы посторонний трогал замужнюю. Я попросила меня кженщине определить, да в отделении накричали только. Мол, врачей не выбирают,не хотите лечиться – ступайте вон.

Тонкими бледными пальцами она стала заплетать бахромускатерти в косички, потом сказала:

– Вы уж извините… Но люди в клинике очень злые, прямо собакицепные. Правда, Ежи Варфоломеевич хороший, внимательный, мне сразу легче стало.А на следующий день пришлось домой уезжать.

Речь ее журчала тихим ручейком, из других комнат недоносилось ни звука. Наверное, многочисленные дети Забелиной были в школе исадике. Внезапно мне захотелось спать, а Милена продолжала говорить.

Когда муж Забелиной явился в клинику, ему очень непонравилось, что палатным врачом у его супруги является Отрепьев. Впрочем, можетбыть, Дементий, скрипя зубами, и разрешил бы Милене лечиться у мужчины, но тутЕжи Варфоломеевич заявил:

«Что же вы супругу в свиноматку превратили? Разве можнобеременеть без остановки?»

«Господь дает», – буркнул Дементий.

«Нельзя ей больше рожать, предохраняться надо».

«Грех против божьей воли идти!»

После этой фразы Отрепьев взвился ракетой:

«Ну, святой человек! Грех, говоришь, презерватив натянуть?Да у твоей жены сердце совсем больное, ее в гроб загонять не грех?»

«Все равно против божьей воли не пойду, – бубнил Дементий, –неладно это».

И тут врач, обозлившись до крайности, велел:

«Ну тогда не смей к своей жене прикасаться, пост блюди, ато, похоже, ты себе послабление делаешь, естество тешишь. Нехорошо!»

Багровый от злости, Дементий вылетел в коридор и, несмотряна уговоры других врачей, забрал Милену домой.

– Да уж, – покачала я головой, – не повезло вам.

– Вы не волнуйтесь, – прожурчала хозяйка, – передайте ЕжиВарфоломеевичу спасибо за заботу, но приходить ко мне больше не надо. Дементийнашел другого врача, лекарства пью исправно…

Я лихорадочно соображала, как подобраться к интересующейменя теме, ну не задавать же вопрос: «Почему вы продали тело Ирочки?»

Но тут от двери донеслось легкое покашливание. Мы с Миленойобернулись. На пороге стояла худенькая девочка в длинной темной юбке. Голова еебыла повязана платком.

– Простите, – тихо прошелестела она, – мама, скажите Федору,чтобы Ирочке конфет не давал.