Снова приклеив усы и немного полюбовавшись на себя взеркало, Фандорин оделся неприметным англичанином: черный котелок, черныйпиджак, черные брюки, черный галстук. В Москве его, пожалуй, приняли бы загробовщика, но в Лондоне он, надо полагать, сойдет за невидимку. Да и ночьюбудет в самый раз — прикрой лацканами рубашку на груди, подтяни манжеты, ирастворишься в объятьях темноты, а это для плана было крайне важно.

Осталось еще часа полтора на ознакомительную прогулку поокрестностям. Эраст Петрович свернул с Грей-стрит на широкую улицу, всюзаполненную экипажами, и почти сразу же очутился у знаменитого театра«Олд-Вик», подробно описанного в путеводителе. Прошел еще немного и — очудо! — увидел знакомые очертания вокзала Ватерлоо, откуда карета везлаего до «Зимней королевы» добрых сорок минут — кучер, пройдоха, взял пятьшиллингов. А затем показалась и серая, неуютная в вечерних сумерках Темза.Глядя на ее грязные воды, Эраст Петрович поежился, и его почему-то охватиломрачное предчувствие. В этом чужом городе он вообще чувствовал себя неуютно.Встречные смотрели мимо, ни один не взглянул в лицо, что, согласитесь, в Москвебыло бы абсолютно невообразимо. Но при этом Фандорина не покидало странноечувство, будто в спину ему уперт чей-то недобрый взгляд. Несколько раз молодойчеловек оглядывался и однажды вроде бы заметил, как за театральную тумбу отшатнуласьфигура в черном. Тут Эраст Петрович взял себя в руки, обругал за мнительность иболее не оборачивался. Все нервы проклятые. Он даже заколебался — не подождатьли с осуществлением плана до завтрашнего вечера? Тогда можно будет утромнаведаться в посольство и встретиться с таинственным письмоводителем Пыжовым,про которого говорил шеф. Но трусливая осторожность — чувство постыдное, да ивремени терять не хотелось. И так уж без малого три недели на пустяки ушли.

Путешествие по Европе оказалось менее приятным, чем полагалвначале окрыленный Фандорин. Территория, расположенная по ту сторонупограничного Вержболова, удручила его разительной несхожестью с роднымискромными просторами. Эраст Петрович смотрел в окно вагона и все ждал, чточистенькие деревеньки и игрушечные городки закончатся и начнется нормальныйпейзаж, но чем дальше от российской границы отъезжал поезд, тем домикистановились белее, а городки живописней. Фандорин все суровел и суровел, норазнюниться себе не позволял. В конце концов, не все золото, что блестит,говорил он себе, но на душе все равно сделалось как-то тошновато.

Потом ничего, пообвыкся и уже казалось, что в Москве ненамного грязней, чем в Берлине, а Кремль и золотые купола церквей у нас такие,что немцам и не снилось. Мучило другое — военный агент русского посольства,которому Фандорин передал пакет с печатями, велел пока дальше не ехать и ждатьсекретной корреспонденции для передачи в Вену. Ожидание растянулось на неделю,и Эрасту Петровичу надоело слоняться по тенистой Унтер-ден-Линден, надоелоумиляться на упитанных лебедей в берлинских парках.

То же самое повторилось и в Вене, только теперь пришлосьпять дней дожидаться пакета, предназначенного для военного агента в Париже.Эраст Петрович нервничал, представляя, что «мисс Ольсен», не дождавшисьвесточки от своего Ипполита, съехала из отеля, и теперь ее вовек не сыскать. Отнервов Фандорин подолгу сиживал в кафе, ел много миндальных пирожных и литрамипил крем-соду.

Зато в Париже он взял инициативу в свои руки: в российское представительствозаглянул на пять минут, вручил посольскому полковнику бумаги и безапелляционнозаявил, что имеет особое задание и задерживаться не может ни единого часа. Внаказание за бесплодно потраченное время даже Париж смотреть не стал, толькопроехал в фиакре по новым, только что проложенным бароном Османом бульварам — ина Северный вокзал. Потом, на обратном пути, еще будет время.

Без четверти десять, закрывшись номером «Таймс» спроверченной для обзора дыркой, Эраст Петрович уже сидел в фойе «Зимнейкоролевы». На улице дожидался предусмотрительно нанятый кэб. Согласнополученной инструкции, портье демонстративно не смотрел в сторону не по-летнемуодетого постояльца и даже норовил отвернуться в противоположную сторону.

В три минуты одиннадцатого звякнул колокольчик, дверьраспахнулась и вошел исполинского роста мужчина в серой ливрее. Он, «ДжонКарлыч»! Фандорин вплотную припал глазом к странице с описанием бала у принцаУэльского.

Портье воровато покосился на некстати зачитавшегося мистерафон Дорна и еше, подлец, мохнатыми бровями вверх-вниз задвигал, но объект, посчастью, этого не заметил или счел ниже своего достоинства оборачиваться.

Кэб оказался кстати. Выяснилось, что дворецкий не пришелпешком, а приехал на «эгоистке» — одноместной коляске, в которую был запряженкрепкий вороной конек. Кстати был и зарядивший дождик — «Джон Карлыч» поднялкожаный верх и теперь при всем желании не смог бы обнаружить слежку.

Приказу следовать за человеком в серой ливрее кэбмен ничутьне удивился, щелкнул длинным кнутом, и план вступил в свою первую фазу.

Стемнело. На улицах горели фонари, но не знавший ЛондонаЭраст Петрович очень скоро потерял ориентацию, запутавшись в одинаковыхкаменных кварталах чужого, угрожающе безмолвного города. Некоторое время спустядома стали пониже и пореже, во мраке вроде бы поплыли очертания деревьев, а ещеминут через пятнадцать потянулись окруженные садами особняки. У одного из них«эгоистка» остановилась, от нее отделился гигантский силуэт и отворил высокиерешетчатые ворота. Высунувшись из кэба, Фандорин увидел, как коляска въезжает вограду, после чего ворота снова закрылись.

Сообразительный кэбмен сам остановил лошадь, обернулся испросил:

— Должен ли я сообщить об этой поездке в полицию, сэр?

— Вот вам крона и решите этот вопрос сами, —ответил Эраст Петрович, решив, что не будет просить извозчика подождать — ужбольно шустер. Да и неизвестно еще, когда ехать назад. Впереди ждала полнаянеизвестность.

Ограду перемахнуть оказалось нетрудно, в гимназические годыпреодолевались и не такие.

Сад пугал тенями и негостеприимно тыкал в лицо сучьями.Впереди сквозь деревья смутно белели очертания двухэтажного дома под горбатойкрышей. Фандорин, стараясь потише хрустеть, подобрался к самым последним кустам(от них пахло сиренью — вероятно, это и была какая-нибудь английская сирень) ипроизвел рекогносцировку. Не просто дом, а, пожалуй, вилла. У входа фонарь. Напервом этаже окна горят, но там, похоже, расположены службы. Гораздо интереснеезажженное окно на втором этаже (здесь вспомнилось, что у англичан он почему-тоназывается «первым»), но как туда подобраться? К счастью, неподалекуводосточная труба, а стена обросла чем-то вьющимся и на вид довольноухватистым. Навыки недавнего детства опять могли оказаться кстати.