– Почему бы и нет? Парень явно не в себе, тем более считал себя кулинарным гением, отсюда, и его ненависть ко всем выскочкам вроде вас. Простите – не мои слова.

– Не извиняйтесь, я поняла. Да и не очень меня сейчас волнует чья-то оценка. Говядина эта проклятая из головы не выходит. Что, если Тихона не Лобанов убил? Тогда настоящий преступник в тени?

– И что? Вам в любом случае нечего опасаться. Насколько я знаю, вы же охрану наняли?

– Да, конечно. Агент же этот, будь он неладен, до сих пор на свободе. Но…

– Арина Юрьевна, дорогая, прошу прощения, но… – Коломойский бросил выразительный взгляд на часы, – я не могу сейчас говорить. Давайте выйдем вместе, провожу вас до машины. Честное слово, зря вы вообще об этом думаете. Если бы у меня были малейшие сомнения, я бы их без внимания не оставил. Но сами посудите, – мужчина галантно придержал передо мной дверь, – на одной чаше весов переписка Лобанова и садовника, из которой явственно следует их сговор. Там детально описан весь план преступления. За исключением убийства Краснопольского, но это и понятно, – Максим Сергеевич закрыл дверь и опустил ключ в карман. – С другой, – он увлек меня по коридору, – какой-то говяжий гуляш. Ну, вот вы как себе это представляете? Если я подобное включу в дело, меня же коллеги на смех поднимут. Не говоря уже о судье. Тот вообще распнет.

– Да бог с ним, с судьей, – я резко остановилась и даже топнула ногой. – Мне самой разобраться хочется, можете вы это понять?!

– Могу, конечно. Но по-прежнему считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Представьте, если я приду к вам и стану учить кашу варить. Или там, не знаю, канкейки выпекать.

– Капкейки, – машинально поправила я.

– Вот видите, – Коломойский торжествовал. – Арина Юрьевна, милая… Езжайте вы себе спокойно домой и занимайтесь этими самыми капкейками, а Лобанова мы непременно поймаем. Это я вам лично обещаю! Честное слово! Вы где машину припарковали? – Коломойский щелкнул брелоком, и видавший виды «Ниссан» весело подмигнул фарами и коротко пикнул, словно старый пес, радостно приветствующий вернувшегося с работы хозяина. – Простите, честное слово – совсем нет времени. Так где вы припарковались? За воротами? А охрана где? В смысле отпустили? Зря вы так, оно, конечно, в полиции вам вряд ли что-то угрожает, но кто их, этих маньяков, разберет. Семенов! – Коломойский окликнул курящего на крыльце мужчину. – Проводи гражданку до машины. И смотри у меня. Головой за нее отвечаешь. Вот, Арина Юрьевна, – следователь указал на лениво спускающегося с крыльца парня. – Это Паша Семенов. Лучший опер в отделе. Он, кстати, тоже на обыске в квартире Лобанова присутствовал. Разрешаю его расспросить про гуляш.

– Про гуляш? Какой гуляш? – Полное лицо Семенова налилось кровью.

– А тот, который ты у Лобанова съел, – признавайся, вкусный был?

И, хотя даже я различила в тоне Коломойского игривые нотки, Семенов, знавший его куда лучше, шутку не распознал, подтвердив известную поговорку про вора, на котором шапка горит.

– Ну, Максим Сергеевич, – чего вы начинаете? Мы там пять часов пробыли. С голоду чуть не подохли. Подумаешь, гуляш. Не такая и великая плата за наш труд.

– Тебе, Семенов, зарплату бюджет платит. Тоже мне герой «Зеленого фургона», берущий плату самогоном и салом. Позор!

Надо сказать, отповедь у Коломойского вышла так себе. Ее формальный характер был очевиден всем присутствующим. Уверена, Семенов не впервые совершал подобное «правонарушение», и думаю, не только он. Хотя представить Коломойского, роняющего бутербродные крошки на еще не остывший труп, у меня не получилось. Впрочем, сейчас гастрономические предпочтения сыскарей и их поведение во время выполнения следственных действий волновали меня чрезвычайно мало. Более того, стоило немалого труда не расцеловать Семенова в его пухлые щеки. И только природная скромность, а точнее, приобретенная социофобия не позволила это сделать. Вместо этого я протянула вновь обретенному знакомому руку:

– Арина.

– Павел. Можно просто Паша.

– Очень приятно, Паша, а не поделитесь ли вы, Павел, своими отзывами о съеденном блюде? – Я взяла парня под руку и направилась прочь с огороженного каменным забором полицейского участка, провожаемая тревожным (или это мое воображение) взглядом Коломойского.

Разговор с Семеновым меня не успокоил, а лишь усилил подозрения. По словам оперативника, гуляш был отменным – «Я такого мягкого мяса в жизни не ел». Даже если не принимать во внимание очевидную гастрономическую невинность парня, опустить его неискушенность и голод, который не тетка, все равно превратить говядину первой категории во что-то, что не будет напоминать жвачку, можно, имея в запасе минимум часа три. У Лобанова, если исходить из того, что именно он отправил нашего садовника на тот свет, их точно не было. Вывод напрашивался сам собой. Жаль, только у меня. Ни Алена, ни Коломойский и слышать ничего про это не хотели. Им дело казалось очевидным, ясным и практически закрытым. Их даже не смущала неуловимость Агента – парень словно в воду канул. По моему мнению, такое было возможно лишь в двух случаях. Первый – он действительно Джеймс Бонд, обладающий большим шпионским опытом. Второе – его давно нет в живых. На шпиона скромный затворник Лобанов никак не тянул, оставался второй вариант. Но в этом случае в преступлении точно должен быть замешан кто-то еще. Кто-то, куда более умный и изобретательный. Кто-то, кто ненавидит меня настолько, что способен на убийство. Понять бы только кто… На мой взгляд, Коломойский, проделав весьма сложную работу, приблизился к разгадке преступления не больше, чем его предшественник. Разница лишь в том, что, в отличие от меня, Лобанов и впрямь причастен к произошедшему. В остальном все схоже – следствие опять ставит не на ту лошадь.

– Арин, о чем задумалась? – изображая Шерлока Холмса, я не сразу поняла, что уже минут десять мешаю в кружке пустой и давно остывший чай.

– Да так… Рецепт обдумываю. Что арабы? Не возвращались? – разумеется, ответ мне был известен, но нужно было убедить Алену, что голова занята исключительно работой – верная компаньонка в этот раз оказалась не на моей стороне. Ее можно понять – мне бы тоже очень хотелось забыть все произошедшее и верить, что все кончено. Если бы я только могла…

– Арин, не расстраивайся ты так! Дались нам эти арабы? Найдем других спонсоров! Да и не найдем. Подумаешь, не запустим еще один канал.

– А вот это вряд ли! Ему быть, даже если мне для этого почку придется продать.

Те, кто думает, что ютуб – площадка для легкого и быстрого старта, ошибается. Нет, конечно, чудесных историй современных золушек и золушков достаточно. Но, во-первых, большинство из них начинали во времена стремящейся к нулю конкуренции. Во-вторых, даже они в итоге встали в общий строй и принялись вкладывать в контент серьезные деньги. Съемки одного качественного ролика (говорящие головы на фоне стены – не в счет) – студия, оборудование, персонал, раскрутка и проч. Обходится примерно в миллион. Чтобы интерес публики не остыл (а в условиях современного объема предложений это происходит быстро и легко), контент должен быть регулярным. Выпал из обоймы даже на месяц – все! Начинай завоевывать аудиторию заново. А она весьма капризна.