Мы шли по лужайке перед домом, и прут снова задрожал. ДядяКлеит повеселел. “Вот здесь настоящая находка, – сказал он. – Смотри, Стив! Онаопустится, будь я проклят, если не опустится!"

Еще три шага, и прут не просто опустился – он повернулся вруках дяди Клейта и указал прямо вниз. Отличный фокус; я почти слышал, какхрустнули сухожилия. Морщась от усилия, он с трудом снова развернул прут вверх.Но как только ослабил мышцы, прут снова указал вниз.

– Здесь много воды, – сказал дядя. – Пей хоть до Судногодня, и колодец не пересохнет. И вода близко.

– Дай мне попробовать, – попросил я.

– Ну, надо немного отойти, – ответил он. Мы так и сделали.Отошли к краю подъездной дороги.

Он дал мне прут, показал, как его держать (запястьяразвернуты вверх, большими пальцами надо прижать развилку – “Иначе этот сукин сынсломает тебе руки, когда пойдет за водой”, – сказал Клеит), и слегка подтолкнулменя в спину.

– Сейчас просто кусок дерева, верно? – спросил он. Ясогласился.

– Но когда начнешь приближаться к воде, почувствуешь, какона оживет, – ухмыльнулся он. – Я хочу сказать, по-настоящему оживет, словновсе еще на дереве. Ничего нет лучше яблони, когда хочешь найти воду.

То, что произошло потом, вполне могло быть внушением, и ядаже не стану пытаться убедить вас в обратном, хотя с тех пор прочел немало наэту ??ему и теперь убежден, что лозоискательство – не миф; по крайней мере вопределенное время определенные люди по каким-то непонятным причинам умеют импользоваться [72]. Скажу только, что дядя Клеит привел меня в то состояние,в которое я стараюсь привести читателей, – в состояние веры, когда окаменевшийщит “рациональности” временно откладывается, недоверчивость сидит себе смирно,и вы вновь обретаете способность удивляться. А добавить сюда еще каплювнушения, то, с моей точки зрения, все в порядке, – это лучше для мозга, чемкокаин.

Я пошел к тому месту, где стоял дядя Клеит, когда прут“нырнул”, и будь я проклят, если яблоневая ветка не ожила у меня в руках. Онапотеплела и начала двигаться. Вначале это была легкая дрожь, которую я ощущал,но не мог увидеть, а потом конец прута начал поворачиваться.

– Получилось! – крикнул я дяде Клейту. – Я ее чувствую!Клеит рассмеялся. Я тоже – и это был не истерический смех, а радостный. Когда ядошел до нужного места, прут “нырнул” и в моих руках; только что он держалсягоризонтально, а в следующий миг уже указывал прямо вниз. Я очень отчетливопомню два обстоятельства, связанных с этим моментом. Первое – ощущение тяжести;ветка стала тяжелой. Как будто вода была не под землей, а в самом пруте. После“нырка” Клеит вернул прут в первоначальное положение – у меня не хватило сил.Он взял у меня прут, и тут же ощущение тяжести и магнетизма прекратилось. Ононе перешло от меня к нему – просто кончилось. Только что было, а в следующеемгновение – уже нет.

А второе, что мне запомнилось, это ощущение одновременноуверенности и тайны. Вода здесь была. Дядя Клеит это знал, и я тоже. Она здесь,под землей, река, заключенная в скалу. Чувство того, что ты в нужном месте.Знаете, в мире есть линии силы – невидимые, но трепещущие от страшной, пугающеогромной энергии. Время от времени кто-нибудь натыкается на них и гибнет или –если он в нужном месте – заставляет работать. Но сначала надо найти это место.

Клеит воткнул палку в том месте, где мы почувствовалипритяжение воды. Наш колодец действительно пересох – кстати, в августе, а не виюле, – но в том году у нас не было денег на новый колодец, поэтому пришлосьснова взяться за бак и бидоны. И на следующее лето тоже. Зато в 1963-м или в1964 году мы сделали новый колодец.

К тому времени палка, которую воткнул дядя Клеит, давноисчезла, но я хорошо помнил место. Бурильщик установил свое оборудование –большую красную машину, очень похожую на молящегося богомола, каким егопредставляют дети, – в трех футах от того места, где когда-то торчала палка (яи сейчас слышу, как мама жалуется, что весь ее прекрасный газон засыпали мокройглиной). Вода оказалась меньше чем в ста футах, и, как и обещал дядя Клейтон вто воскресенье, когда мы с ним шли с яблоневым прутом, ее было много. Мы моглипить ее хоть до Судного дня, и колодец бы не пересох.

2

Однако пора вернуться к отправной точке, а она такова:бессмысленно спрашивать у писателя, о чем он пишет. С таким же успехом можноспросить у розы, почему она красная. Талант, подобно воде, которую дядя Клеитотыскал под газоном в то воскресенье, даст знать о себе – только в отличие отводы он больше похож на большой кусок необработанной руды. Ее можно очистить –или заострить, если вернуться к прежней метафоре, – и заставить работатьбесконечным количеством способов. Обработать его и приспособить к делу –достаточно простые операции, вполне доступные начинающему писателю. Очисткаталанта – это всего лишь вопрос опыта. Если по пятнадцать минут ежедневно втечение десяти лет упражняться с гантелями, станешь силачом. Если в течениедесяти лет ежедневно писать по полтора часа, станешь хорошим писателем [73].

Но что там, на дне? Это самая загадочная и изменчивая картав колоде. Не думаю, чтобы писатель каким-то образом мог этим управлять. Вырывколодец, вы делаете пробу, отправляете ее в ближайшую лабораторию агентства поиспытаниям и, получив результат, убеждаетесь – содержание солей и примесей вводе может колебаться в поразительно широких пределах. Даже Н2О не созданаодинаковой. Точно так же Джой Кэрол Оутс и Гарольд Роббинс, хотя оба пишутпо-английски, в сущности, пишут на разных языках.

Есть некое очарование в открытии таланта (хотя описать этотрудно, и кое-что я даже не стану пытаться выразить на бумаге. “Предоставьтеэто поэтам! – воскликнул он. – Поэты знают, как об этом сказать, или по крайнеймере воображают, что знают; впрочем, это одно и то же”. Так что предоставьтеэто поэтам!), в том волшебном мгновении, когда лоза в ваших руках устремляетсявниз, и вы знаете, что он здесь, прямо вот тут. Есть определенное очарование ив рытье колодца, в очистке руды, заточке ножа (и об этом тоже трудно писать;меня всегда поражала сага о героических усилиях молодого и плодовитого писателя– “Ястреб Янголад” (Youngblood Hawke) Германа Вука) [74], но на самом деле яхочу потратить еще несколько минут на разговор о другом типе лозоискательства –не подлинном открытии таланта, но о том ударе молнии, который поражает, когдавы находите не сам талант, но точное направление, в котором направлена егоэнергия. Если хотите, это минута, когда селекционер из малой лиги обнаруживаетне то, что мальчик может стать неплохим питчером (это было известно раньше), ночто он обладает способностью пускать мяч по особенной траектории. Это непередать словами. Надеюсь, все сказанное послужит оправданием дальнейшемуавтобиографическому отступлению. Я не пытаюсь объяснить собственный интерес ктанцу смерти, оправдать его или подвергнуть психоанализу; просто хочу показатьдекорации, среди которых этот интерес оказался долгим, прибыльным и приятным..,конечно, за исключением тех моментов, когда сумасшедшая женщина выскакивает изчердака в том страшном доме сна, куда подсознание переносит меня примерно раз вчетыре месяца.