У всех бывают дурные сны, и мы, писатели, стараемсяиспользовать их повыгоднее. Но одно дело – использовать сон, и совсем другое –считать его первопричиной своей личности и всей своей последующей жизни. Этонелепое предположение не имеет ничего – или очень мало – общего с реальныммиром. Сны – это мысленное кино, обрывки и остатки впечатлений бодрствующейжизни, сшитые в подсознательные лоскутные одеяла бережливым человеческим умом,который ничего не любит выбрасывать. Одни из этих мысленных кинофильмовотносятся к категории “X” [69], другие – комедии, а третьи – фильмы ужаса.

Я считаю, что писателями не рождаются, писатели не делаютсны или детские травмы – писателями становятся. Стать писателем (художником,актером, режиссером, танцором и т.д.) можно только в результате сознательныхусилий. Конечно, должен быть и талант, но талант – чрезвычайно дешевый товар,дешевле столовой соли. Преуспевшего отделяет от просто талантливого тяжелаяработа и долгая кропотливая учеба, постоянный процесс совершенствования. Талант– тупой нож, и он ничего не разрежет, если не приложишь к нему большую силу –силу настолько большую, что нож не режет, а рвет и проламывает (и последвух-трех таких великанских взмахов он вполне может сломаться.., что, должнобыть, и случилось с такими несопоставимыми писателями, как Росс Локридж иРоберт Говард). Дисциплина и постоянная работа – вот оселки, на которых тупойнож таланта затачивается, пока не станет достаточно острым, чтобы прорезатьсамое жесткое мясо и хрящ. Ни один писатель, живописец или актер не владел срождения абсолютно острым ножом (хотя некоторые обладали очень большими ножами;художника с большим ножом мы называем “гением”), и каждый точит свой нож сразной степенью усердия и желания.

Я полагаю, что для успеха в любой области художник долженоказаться в нужное время в нужном месте. Нужное время в руках богов, но любойребенок своей матери может проложить себе путь в нужное место и ждать [70].

Но где оно, это нужное место? В этом одна из величайших ипривлекательнейших тайн человеческого существования.

Я помню, как ходил искать воду с лозой вместе со своим дядейКлейтоном, типичнейшим представителем жителей Мэна. Мы были вдвоем, дядяКлейтон и я; он в своей полосатой красно-черной рубашке и старой зеленой шляпе,а я – в синей парке. Мне было тогда лет двенадцать; ему могло быть и сорок, ишестьдесят. В руке он держал лозу – раздвоенную ветку яблони. Яблоня для этогодела лучше всего, сказал он, хотя в крайнем случае может сойти и береза. Естьеще клен, но приговор дяди Клейта был таков: клен для поисков воды хуже всего,потому что в нем ненастоящее зерно и оно будет лежать, если его выпустишь.

В двенадцать лет я был уже достаточно большой, чтобы неверить в Санта Клауса, фей или лозоискательство. Одна из странных особенностейнашей культуры состоит в том, что родители при первой же возможности стараютсязаставить детей не верить в красивые сказки; у папы с мамой может не найтисьвремени, чтобы помочь детям с уроками или почитать им вечером (пусть смотряттелевизор, телик – клевая нянька, пусть глядят телевизор), зато они прилагаютколоссальные усилия, чтобы вызвать у ребенка недоверие к бедному старине Клаусуи чудесам вроде лозоискательства и водяного колдовства. На это время всегданаходится. Почему-то эти люди считают, что волшебные сказки, рассказанные в“Острове Гиллигана” (Gilligan's Island), “Странной паре” (The Odd Couple) или“Любовной лодке” (The Love Boat), более приемлемы. Бог знает, почему так многовзрослых связывают эмоциональное просвещение с грабежом банков, но это так; онине успокоятся, пока свет удивления не погаснет в глазах их детей. (Это не променя, шепчете вы своему соседу. Нет, сэр и мадам, именно про вас.) Родители,как правило, осознают тот факт, что дети безумны – в классическом смысле этогослова. Но я не вполне уверен, что убийство Санта Клауса или феи – аналог“рациональности”. Для детей рациональность безумия вполне эффективна, А главное,она держит страшилищ под строгим контролем.

Дядя Клеит почти не утратил этого детского уменияудивляться. Среди прочих его поразительных талантов (поразительных для меня покрайней мере) была способность выслеживать пчел (заметив на цветке медоноснуюпчелу, он шел за ней до самого улья – шел по лесу, брел по болоту, карабкалсяпо склонам, но из виду не терял); способность сворачивать сигарету одной рукой(он всегда эксцентрично дергал локтем, прежде чем сунуть сигарету в рот изажечь спичками “Даймонд”, которые всегда носил в водонепроницаемом пакетике) ибесконечный запас преданий и сказаний.., историй об индейцах, о привидениях,фамильных историй, легенд – всего что угодно.

В тот день за обедом моя мама пожаловалась дяде Клейту и егожене Элле, что вода из крана плохо течет и бачок в туалете наполняетсямедленно. Она боялась, что колодец опять пересохнет. В то время, в 1959-м и1960 годах, наш колодец мелел и летом даже совсем пересыхал примерно на месяц.Тогда мы с братом возили воду в большом старом баке, который мой другой дядя(дядя Орен; в течение многих лет он был лучшим плотником во всем южном Мэне)соорудил у себя в мастерской. Бак втаскивали через заднюю дверь в дряхлыймикроавтобус, а потом переливали воду в большие молочные бидоны. А питьевую водув то время набирали из городского водопровода.

И вот, пока женщины мыли посуду, дядя Клеит позвал меня исказал, что мы должны отыскать моей матери новый колодец. В двенадцать лет этоинтересный способ провести время, но я был настроен скептически: дядя Клеит стаким же успехом мог сказать мне, что покажет, где за старой методистскойцерковью приземлилась летающая тарелка.

И он начал бродить вокруг, в заломленной набок старойзеленой шляпе, с сигаретой в углу рта. Прут он держал за раздвоенный конецобеими руками, вывернув запястья вверх. Мы бесцельно походили по заднему двору,по подъездной дороге, по холму, где росла яблоня (она и сейчас там растет, хотяв маленьком фермерском доме живут совсем другие люди). И Клеит болтал… Онрассказывал о бейсболе, о попытках некогда создать в Киттери меднорудный концерн,о Поле Баньяне [71], который, согласно легенде, когда-то повернул вспятьручей Престил, чтобы снабдить лагерь питьевой водой.

Время от времени яблоневый прут начинал слегка подрагивать.Тогда дядя замолкал, останавливался и ждал. Иногда подрагивание усиливалось, нопотом все-таки прекращалось. “Кое-что здесь есть, Стив, – говорил дядя. –Кое-что. Но немного”. И я с понимающим видом кивал, не желая его расстраивать.Я думал, что делаю это ради него. Знаете, как родители, когда они – а вовсе неСанта Клаус – кладут подарок под елку или достают зуб из-под подушки, когда выуже уснули, и заменяют его монеткой. Я был уверен, что все это простоспектакль, но продолжал ходить с дядей. Не забывайте, я был в том возрасте,когда ребенок хочет “быть хорошим”; меня учили отвечать, когда ко мнеобращаются, и слушаться старших, как бы нелепы ни были их слова. Кстати, это несамый плохой способ ввести ребенка в экзотический мир человеческого поведения;послушные дети (а я был послушным) частенько совершают длительные прогулки позакоулкам и необычным местам человеческой психики. Я не верил, что можноотыскать воду с помощью яблоневого прута, но мне было интересно посмотреть, какпроделывается этот трюк.