лишь если нам удастся снабдить наших студентов интеллектуальными средствами, необходимыми для критического усвоения западной традиции. Они настаивают, что мы ни в коем случае не должны уступать принципам неолиберального мышления, которое ко всему подходит с экономическими мерками и уже привило многим студентам уверенность в том, что образование сводится к получению специализированных знаний, могущих помочь в отыскании выгодной профессии.

Что есть знание? Что есть справедливость? Каково соотношение веры и знания? Из чего складывается легитимность политического, религиозного, научного авторитета? и как воспрепятствовать тому, чтобы авторитет не поступил в распоряжение тоталитарной системы[85]? Разъяснение основ либеральной культуры хорошо укладывается в университетскую программу, как показывает и мой личный тридцатилетний опыт преподавания. Студенты часто делятся со мной наблюдением, что курсы подобной тематики помогают им глубже осознать свою культурную и политическую идентичность и вооружают интеллектуальными средствами для критических дискуссий по этим вопросам. Вдобавок эти курсы порождают тот эффект, что молодые люди перестают воспринимать либеральный порядок как некий продукт, годный для потребления, но начинают видеть в нем наследие, которое мы все должны непрерывно усваивать, если хотим справиться с вызовами современности: терроризмом, сокращением населения, экологическими катастрофами.

Названная программа, естественно, обладает известной изощренностью. Основополагающие тексты не могут быть сформулированы на птичьем языке WhatsАpp’а или Twitter’а, погружение в глубины профильной литературы требует концентрации – качества, теперь не слишком распространенного. Плюс ко всему постижение классических произведений предполагает объем знаний, выходящий за пределы исторического момента, а процесс усвоения знаний сам по себе требует больших затрат времени и значительной интеллектуальной энергии. В рамках неолиберальных представлений об эффективности и экономическом росте подобные требования едва ли оправданны, поскольку никак не корреспондируют с карьерными устремлениями и ростом производительности. По этой причине гуманитарные науки в западном мире сегодня везде подвергаются нападкам. Доводы о том, что либеральная демократия в конечном итоге зависит от качества публичного дискурса, а тот, в свою очередь, – от уровня гражданского образования, сегодня воспринимаются как старомодные и чересчур абстрактные.

Оправданно ли утверждение Уэльбека о том, что западная цивилизация потеряла жизнеспособность, или опасение Грея, что мы сами торопим собственную гибель? Ни убедительно подтвердить, ни опровергнуть эти мысли невозможно. Но те, кто из-за многочисленных проблем, с которыми сталкивается западный модерн, не мудрствуя лукаво выносит ему окончательный приговор, полагая, что он тонет в болоте бездумных развлечений и неудержимого потребительства, не отдают себе отчета в том, что никаких гарантий успешного завершения приключения под названием Свобода не существует. Либерализм – это не спасительное учение, долженствующее завершиться раем на земле. Я считаю, что перед лицом альтернативы либерализму, каковой является варварство, умение жить, мирясь даже и с лишениями, которые несет свобода, – это великое цивилизационное завоевание. Удастся ли нам привить последующим поколениям способность переносить страдания, сопряженные со свободой, и познать красоту этого приключения, зависит только от нас.

ЦИВИЛИЗОВАННОЕ ПРЕЗРЕНИЕ

Как нам защитить свою свободу. Руководство к действию

Четверть века, прошедшие с момента падения Берлинской стены, ясно показали, что конец истории снова откладывается. Конца не случилось, зато другое событие того же 1989 года дотянулось до нас своей длинной тенью: через 26 лет после объявления фетвы против Салмана Рушди мы в очередной раз – после нападения на редакцию сатирического журнала Charlie Hebdo – были поставлены перед вопросом: как Запад может осознанно защитить свои ценности перед лицом фундаменталистов, или популистов, или антизападной риторики политиков вроде Владимира Путина? Пока многие левые и либералы остаются по рукам и ногам скованы требованиями политической корректности, роль защитников Запада берут на себя такие деятели, как Марин Ле Пен или активисты Пегиды.

В этой ситуации Карло Штренгер отстаивает позицию «цивилизованного презрения», которая вновь ставит просвещенческий принцип толерантности с головы на ноги: вместо того чтобы культивировать уважение ко всем без исключения жизненным укладам и конфессиональным типам, мы должны вспомнить, что никто и ничто не могут быть застрахованы от аргументированной критики: «Если мы откажемся от права критиковать другие культуры, то не сможем защитить свою собственную».

ПРЕДИСЛОВИЕ

Замысел этого очерка, посвященного праву и обязанности свободного мира защищать свои цивилизационные ценности, впервые зародился у меня несколько лет назад, а в своем окончательном виде текст сформировался на исходе лета 2014 года. Изначальной целью было оспорить релятивистскую практику политкорректности, основанную на убежденности, что всякая идейная позиция, любая религиозная догматика или жизненный уклад одинаково заслуживают нашего уважения. Подобного рода уважение, зачастую бездумное, лишает, как я считаю, многих либерально настроенных людей решимости энергично отстаивать фундаментальные ценности открытого общества – свободу, критичность и открытую дискуссионность. Опасность, дававшая о себе знать прежде и тем более актуальная сейчас, состоит в том, что вакантное место защитников свободного мира стали занимать правонационалистические партии и группировки, между тем нуждающиеся в защите ценности эпохи Просвещения, которые на протяжении столетий гуманизировали наши западные общества, терпят ущерб из-за ксенофобских настроений и раздувания страхов. 7 января 2015 года братья Шериф и Саид Куаши ворвались в редакцию сатирического журнала Charlie Hebdo и расстреляли одиннадцать человек – карикатуристов, редакторов, колумнистов и одного телохранителя. Во время бегства они убили также полицейского Ахмеда Мерабе. Спустя два дня Амеди Кулибали при захвате заложников в кошерном супермаркете убил еще четырех человек. К тому времени я уже очень далеко продвинулся в написании этого текста и у нас с моим издательским редактором возникло одинаковое чувство: что «Цивилизованное презрение» именно и пишется о таких чрезвычайных ситуациях – нападениях на газеты и нападках на свободу слова, но также и о постыдных стараниях правонационалистических политиков, как Марин Ле Пен, или исламофобских группировок, как Пегида, использовать трагедии, подобные теракту в Charlie Hebdo, как инструмент для достижения своих целей.

Из всех лозунгов на многочисленных демонстрациях солидарности, проходивших в те январские дни во Франции и в других странах, меня глубже всего тронул плакат с такой надписью:

ЯШарли

ЯАхмед

ЯЕврей

Эти слова ясно говорят, что свобода и право на критику и сатиру не принадлежат какой-то одной нации, этносу или религии, но всему человечеству в целом.

Эту книгу я посвящаю жертвам парижского теракта.

ЗАПАДНАЯ КУЛЬТУРА: ЗАБИВАЯ ГОЛ В СВОИ ВОРОТА

11 сентября 2001 года западный мир вновь столкнулся с вопросом, о котором мы думали, что он уже потерял актуальность: как нужно и как возможно защищать ценности свободного мира? Окончание холодной войны у многих пробудило надежды, что история, понятая как борьба между разными пониманиями истины, разными идеологическими системами, осталась позади и либеральная демократия вот-вот ненасильственно овладеет всем миром. Однако это пророчество, возвещенное американским политологом Фрэнсисом Фукуямой после падения Берлинской стены[86], не осуществилось. Новая эра вечного мира так и не настала, вместо нее началась новая кровавая бойня, хотя и под другими флагами: распавшаяся на части Югославия стала ареной этнических чисток, достигших чуть ли не уровня геноцида, как это