это выяснится сейчас, когда юнец ещё едва закончил первичное обучение, то всю вину можно было спихнуть на самого парня и его семью, и пусть сами разбираются. Если же это выяснится, когда юнец доучится хотя бы до чародея, то удар уже будет по репутации самого Круга и всех высокопоставленных магов, мол, что за бездари сидят во главе Круга, раз разным ворам учёные степени раздают.

Первый Чародей, в первую очередь, был заинтересован рассматривать подобные заявления.

— Подобный вопрос рассматривается на комиссии. Я сообщу мэтрам. Возможно, получится созвать комиссию уже сегодня, — озвучил своё решение Чародей, а после повернулся к тому, кто в этой разборке умников был явно лишним. — Лорд-магистр, у вас есть ещё ко мне дела?

— Не обращайте на меня внимания. Кажется, появилось дело, которое требует вашего непосредственного участия.

— Ну что вы. Сбор комиссии займёт время, и само рассмотрение поданного обвинения, возможно, затянется. Я не могу позволить заставлять вас ожидать.

— На самом деле я бы остался и понаблюдал за процессом. Всё же оба этих мага — учителя моего сына, и я заинтересован знать правду. Не думаю, что сбор комиссии займёт много времени.

— Вы хотите… чтобы это дело было рассмотрено незамедлительно? — разумеется, Первый Чародей был не в восторге. Мало того, что у него были и другие дела, так ещё и присутствие постороннего солдафона ужасно будет тревожить всех.

— Чем раньше, тем лучше, — кивнул Вирен, который буквально наслаждался шоу. Видимо, и остаться на сборище умников он решился по этой причине. — Уверен, не часто Круг получает такие обвинения на своих выпускников.

— Вы правы, не часто, — главе Круга не оставалось ничего, кроме как согласиться. Гнать взашей магистра он бы точно не посмел.

Теперь по приказу Первого Чародея в кабинет зашёл храмовник.

— Прошу пройти в зал совещаний, офицер вас проводит. А я пока сообщу мэтрам, и потом присоединюсь к вам.

Когда же гости кивнули, встали изо стола и прошли на выход, глава Круга недобро глянул на юнца, мол, молись, чтобы обвинения оказались ложью, иначе я тебя, сопляка, покрывать не собираюсь, сам будешь со своим разъярённым дядей разговаривать.

Оба мага, как было сказано, следовали за храмовником по ступенькам вниз в зал совещаний, за ними следом шли телохранители магистра. Вирен почти не относился всерьёз ко всей этой возне умников, происходящее его больше забавляло, да и ситуация радовала. Он увидит, как опозорится либо самонадеянный хромой маг, на которого он точил зуб после той неудачной проверки, либо семья юнца, отец которого был его прямым конкурентом. И на то, и на то хотелось посмотреть.

— Ты осознаёшь, что делаешь? Ливиан племянник Верховного Жреца. Но если твоё обвинение отклонят, в Круг тебя больше не допустят, — в итоге не выдержал магистр и спросил у мага, шедшего позади него. Несмотря на, в общем-то, безразличие Вирена к происходящему, дерзость задохлика удивляла даже его.

— Отклонить моё обвинение они могут только в том случае, если не найдут первоисточник. Если это произойдёт по любой другой причине, то я и сам сюда не вернусь. Те, кто позволяет молодому поколению очернять труды собственных предков, меня не интересуют. Это же касается и его семьи.

— Ты точно безумец, — хмыкнул Вирен, конечно же, не понимая готовности безродного мага враждовать с целой семьёй альтуса из-за какой-то книги. Хотя какая тут вражда? Этого мага сотрут и не заметят.

Да, сомниари был прав, преступление есть преступление и должно быть разоблачено. И воровство — это самое настоящее преступление. Да только когда магистров и их семьи заботила буква закона?

Безумец это услышал, но промолчал. Доказывать кому-то уместность своего решения он и не собирался, как и не собирался отступать. Мужчина был зол. И не думал терпеть те наглость и неуважение, которые проявил юнец. Но вопреки мнению хотя бы того же магистра, дело было не в самом акте плагиата и не в книге, а в том, что автора Безумец очень хорошо знал, считал если не другом, то хотя бы коллегой. И плагиат именно его книги, сомниари воспринял как личное оскорбление.

Магистр Кавеллус был прекрасным мастером; созданные им амулеты прошли через века и поныне носят гравировку имени своего канувшего в лету создателя. Его мастерство граничило с фанатизмом, и, как часто бывает, люди, отдавшиеся любимой работе с головой, частично эту самую голову и теряли. Кавеллус имел поразительный талант заковывать магию в металлический саркофаг амулетов, только вот и характер у него был поразительно тяжёлым. Он — тот самый случай, когда маг был на одной волне со своим магическим даром. Из-за прямолинейности и вспыльчивости магистр мог на ходу находить новых врагов, однако мало кому хватало смелости на самом деле с ним враждовать, поскольку всем было известно, насколько хорошо он владел огненной стихией, умел создавать такой жар, который любого соперника испепелит и не заметит, заодно и металл расплавит. На этом огне он и создавал свои амулеты, что наверняка и сделало их такими особенными, не имеющими аналогов. Каждый боевой маг мечтал заполучить амулет магистра Кавеллуса, надеясь через него получить хоть толику магического огня мастера.

Но несмотря на то, что Кавеллус мог полноправно называть себя боевым магом, фактически самостоятельной боевой единицей, он всё-таки был убеждён, что командная работа магов — тактика намного эффективнее геройства в одиночку. Считал, что обучение командной работе — одна из самых важных дисциплин в любой образовательной программе, чтобы маги, собираясь в группы, не вели себя, как безмозглые болванчики, пуляя заклинания один краше другого, а могли действовать как единый слаженный отряд. И настолько сильно он хотел доказать свою правоту, что однажды взялся за исследование и написание книги, в которую можно было ткнуть носом любого самовлюблённого магистра. Зная его характер, можно быть уверенным, что «ткнуть» имело самое что ни на есть прямое значение.

Книгу-то он написал, только проблема в том, что письменная речь магистра была такая же пёстрая, и он совсем не гнушался использовать всевозможные выражения, какие научный стиль ну никак допустить не мог. Вот и не проходила его книга цензуру, и не суждено ей было издаться.

Тогда-то два магистра со слишком разными взглядами на этот мир сошлись на единой непробиваемой убеждённости. Безумец всячески способствовал мастеру в его исследованиях, а потом из раза в раз помогал переписывать книгу, постоянно убирая отсебятину неугомонного до додумывания ругательных словесных оборотов магистра. Конечно же, дело не могло продвинуться быстро. Не сразу Кавеллус стал прислушиваться к своему коллеге, но постоянная браковка цензором смогла пронять и