– Мы? – удивилась Клавдия. – Мы безобразничаем?!

– И безобразничают, – подтвердил голос. – И звонят, звонят,как бы не стянули чего у вас, я уж хотела милицию вызывать, а тут вы подъехали,я в окошко глянула, ну, думаю, Андрей Дмитриевич сам разберется…

– Я разберусь, – подтвердил Андрей, открывая свою дверь. –Спасибо, Тамара Васильевна. Заходите, мартышки!

Почему-то иногда он звал их мартышками.

– Как же вы их в квартиру-то пускаете? – пуще прежнегозаволновалась Тамара Васильевна. – Бродяжек этих? Может, милицию вызвать?

– Милиция уже прибыла, Тамара Васильевна! – объявил Андрей,заходя в квартиру. – Спасибо, не волнуйтесь!

Он закрыл дверь и, не глядя на девиц, таращившихся на него визумлении, стал стаскивать ботинки.

– Бдительность, бдительность и еще раз бдительность, –пробормотал он, отыскивая тапки. – Они все сорок четвертого размера, ибольшинство из них почему-то на левую ногу. Вам какие больше нравятся,мартышки?

– Андрюш, а что это такое было? – спросила Таня слюбопытством. Потом наклонилась и поцеловала брата, лежащего животом на полу, вмакушку. Он что-то выуживал из-под шкафа. – Ну там, на лестнице?

Андрей вытащил пыльную тапку.

– Смотри-ка, правая! – удивился он и поднялся, отряхиваяджинсы. – Что? – спросил он. – А… Это Тамара Васильевна, соседка. Ильины двагода назад ее выписали. Из Канска. Она там на поселении с одна тыща девятьсоттридцать девятого года жила. В Москве никому, кроме меня, не доверяет. Целыйдень караулит под дверью, боится, что придут забирать. У нее на этот случайдаже мешочек приготовлен, со всем необходимым для этапирования. В уголке лежит,в коридоре.

– Ты что? – спросила Клавдия. – Шутишь? И посмотрела наТаню.

– И не думаю даже. – Андрей пожал плечами и пошел в кухню.

– Вечно у тебя фантазии какие-то, Ларионов, – пробормоталаТаня. – Некачественные.

– Есть хотите? – спросил Андрей негромко.

Сейчас картошки нажарим. Будете?

– Будем, – отозвалась Клавдия неуверенно и снова посмотрелана Таню. В Андреевой квартире она чувствовала себя неуютно.

– Тапки только обуйте, – посоветовал Андрей из кухни. –Холодно очень, и не убирался я давно. Хотел полы в субботу помыть, да пришлосьна дачу ехать…

– Дай тебе волю, ты вообще родителей забудешь, – сказалаТаня язвительно и пошла к нему на кухню. – За все лето был, только пока заборставил, а потом раз, и нет тебя. Хоть плачь.

– Не плачь, девчонка! – пропел Андрей. – Пройдут дожди.Солдат вернется, ты только жди!

– Жди тебя! – перебила Таня. – До смерти прождешь. Дай мненож с черной ручкой.

Клавдия осторожно, как будто боясь, что от ее вторженияразлетятся и спрячутся в темных углах хорошие воспоминания и беззаботные тенитой, давней жизни, пошла в комнаты.

В коридоре почти ничего не изменилось. Те же книжные полкипо правой стене, от пола до потолка. Те же светильники, доставшиеся ЕленеВасильевне в приданое от матери и никогда не менявшиеся. Ковер другой, и обои,пожалуй, тоже. Или нет?

В комнатах тоже все было узнаваемо, и это принеслооблегчение. Почему-то Клавдия очень боялась, что квартира стала совсем чужой.

В гостиной новый торшер, и мебель расставлена как-топо-другому, в кабинете – книги, компьютер, громадный стол и глухой толстенныйковер от стены до стены.

В спальню она не пошла. Еще не хватало.

Она оглянулась и потрогала рукой светлую стену.

Кругом было как-то слишком просторно, если не сказать –пусто.

– Когда разводились, мебель пришлось делить, – пояснилАндрей сзади. – Старую продали, когда женились, а новую поделили, когдаразводились. Тебе вершки, мне корешки.

– Много мебели тоже плохо, – сказала Клавдия и улыбнуласьему. – В моей однокомнатной вещей очень много, а меня мало. И ничего неподелаешь. Тебе повезло, что у тебя целых три комнаты, а не одна.

– Переезжай ко мне, – предложил Андрей, доставая из сервантастаканы. – У тебя будет простор, а у меня компания.

– Ты картошку солил, братик?! – закричала из кухни Таня.Клавдия была уверена, что она подслушивала.

Все-таки он был на редкость тупой.

– А вы чего приехали-то? – вспомнив, спросил он. – И ещетрезвонили там два часа, соседей перепугали.

– У нас к тебе дело, – пугаясь, пробормотала Клавдия, –…было.

– У вас ко мне было дело? – изумился Андрей. – Какое такоедело? Дело пестрых?

Что-то не то с ним творилось этим вечером. В субботу вОтрадном он был куда спокойней.

– Не пестрых, а шустрых, – поправила из кухни Таня. – Мы жес Ковалевой шустрые. Клавка, где наш мешок?

По дороге к Андрею они заехали в магазин, и Таня купилацелую гору всевозможной еды. “У Андрюхи небось шаром покати, – сказала Таняозабоченно. – А я пока не поем, на людей бросаюсь…”

Клавдия ловко протиснулась мимо Андрея, радуясь и огорчаясь,что Танька спасла ее от разговора с ним, и бросилась в коридор, где стояли ихсумки.

– Вот, Танюш. – Она водрузила пакет на табуретку.

– Разбирай, – велела Таня.

– Ого! – сказал Андрей в дверях. – Вы со своим фуражом? Азачем я картошку чистил?

– Съедим, – пообещала Таня. – Клав, давай я огурцы ипомидоры помою.

– Все доставать? – спросила Клавдия.

С детдомовских времен у нее сохранилось трепетное, почтимистическое отношение к еде, особенно когда ее было много. Клавдии хотелосьутащить хоть часть и куда-нибудь спрятать на черный день.

– Конечно, все! – ответила Таня. – Андрей, накрывай на стол.

Андрей поставил на стол тарелки, положил вилки, посмотрелзадумчиво и добавил хлеб в плетеной корзиночке и стаканы.

– Водку будем пить? – спросила Таня.

– Водки нет, – ответил Андрей с сожалением. – Зато у вас впакете какая-то бутылка.

– У нас в пакете шампанское, сыщик, – развеселясь, Таняхлопнула его полотенцем пониже спины. – Для дам-с.

– Мне много не надо, – пробормотал Андрей. – Мне только одинраз глотнуть, и я готов.

– Оно и видно. – Таня ловко разложила по тарелкам картошку.– Садитесь все. Что вы как на именинах!

Андрей ел молча и быстро. Сто лет Клавдия не видела, как онест, когда голоден. На даче не в счет. Там был праздник, а не еда после целогодня трудной работы.