– Ну что? – спросил он, когда шампанское было разлито. – Заприятную неожиданность, а также за то, что бабе Томе не удалось все-таки сдатьвас в милицию.

Они чокнулись и выпили сладкое газированное вино.

– Шампанское с жареной картошкой – высший класс! – одобрилАндрей. – До печенок пробирает.

– Не у всех бывшие жены по Парижам разъезжают, – сказалаТаня, нисколько не заботясь о высоких чувствах Клавдии, и добавиладоверительно: – Жанка, его бывшая, из Парижа привезла шампанское. Я, конечно,уже не помню, что это было за шампанское, “Дом Периньон”, что ли, но это былочто-то потрясающее. Сначала картонная коробка, а в ней гофрированная бумажка. Вбумажке – деревянный ящичек. В ящичке стружки, в стружках – бутылка, завернутаяв тряпочку.

– Ну и как? – затаив дыхание, спросила Клавдия, совершеннозавороженная видением бутылки в деревянном ящичке, завернутой в тряпку.

– Никак, – сказал Андрей. – Мы не поняли ничего. Оченьсухое, крепкое, я бы даже сказал, острое вино. В горле сразу встает комом,особенно замороженное.

– Его невозможно пить, как мы привыкли, – пояснила Таня и судовольствием хлебнула из стакана. – Его нужно цедить по капле. Один бокал весьвечер.

– И при этом рассуждать о букете и послевкусии, – добавилАндрей.

Они были очень похожи, брат и сестра. Они даже говорилиодинаково, несмотря на разницу лет, образований и образов жизни. Как-то сразубыло понятно, что они – брат и сестра, что они хорошо понимают и любят другдруга и, что бы ни случилось дальше, как бы ни развела их жизнь, они будут также понимать и любить друг друга.

Доев со своей тарелки все до крошечки, Андрей рассеяннопохлопал себя по карманам, но сигарет не нашел и вышел в коридор.

– Не смей на него так пялиться! – приказала Таня шепотом. –Он этого не заслуживает. Он идиот.

– Это я идиотка, – ответила Клавдия тоже шепотом. – И я немогу перестать. Я его, может, теперь только через год увижу.

– Вы чего? – спросил Андрей, входя в кухню. – Шушукаетесь?

– Мы не шушукаемся, – сказала Таня. – Пепельницу давай.

Он поставил на стол тяжелую хрустальную пепельницу, котораястранно не вязалась с ею кой кухней, сел верхом на скрипнувший под его весомстул и велел:

– Ну выкладывайте, зачем пришли. И не врите, что простососкучились.

После еды ему полегчало.

Как это они догадались зайти к нему в такой отвратительныйдень и спасти его от еще более отвратительного вечера? Наверняка Танькапридумала. Клавдия последний раз была у него… Когда же? Память быстроотматывалась назад, в поисках нужного места. Андреи Ларионов всегда хорошозапоминал мелочи.

Да Это было зимой, шесть лет назад. Ему стукнуло тридцать, ион получил повышение. Клавдия пришла тогда раньше всех, даже раньше сестры,обещавшей помочь ему с готовкой, и страшно смутилась, застав его в одиночестве.Интересно, чего она тогда так испугалась. Что пострадает ее безупречнаярепутация или что он набросится на нее и лишит невинности?

Он усмехнулся. Нужно было сразу спрашивать, сейчас, наверное,уже поздно. Все-таки шесть лет прошла Клавдия Ковалева редко с ним общалась.Конечно, она дружила с его сестрой, а не с ним, но она была приятной, умненькойи… постоянной. Вряд ли он сумел бы точно сформулировать, что именно означаетэто слово в отношении Клавдии Ковалевой, но она никогда его не пугала. Некрасила волосы в чудовищные цвета. Не смеялась низким волнующим смехом, которыйпо замыслу должен был сражать мужчину наповал. Не анализировала еговысказываний, хотя, возможно – и даже наверняка, – высказывался он время отвремени грубо и неуклюже. С ней просто было разговаривать и легко молчать. Онане любила, когда ее жалели, но детство было, пожалуй, единственным, о чем нестоило ее расспрашивать.

Она вся была очень здравомыслящая, нелегкомысленная иискренняя, как гриб-боровик под елкой. И в то же время забавная, немножколукавая и смешливая.

Мартышка.

И еще ему очень нравилась ее попка. И шея в завиткахтемно-рыжих волос.

Нет, ничего такого он вовсе не имел в виду, но смотреть нанее ему всегда было приятно. Просто по-мужски приятно, и все тут.

Совершенно разомлевший от этих мягких и легких мыслей, онпристроил голову на руки и приготовился слушать. Глаза у него закрывались.

– Андрюш, – начала Таня и сбилась.

Ох, и даст он им сейчас за идиотские выдумки!..

– Андрей, – перебила Клавдия, – помнишь, мы когда изОтрадного ехали, я тебе мужика одного показала? Ну, того, который на мостустоял и в воду плевал?

– Ты еще сказала, что он за тобой следит, – сказал Андрей сленивой улыбкой. – Как я мог забыть? Помню.

– Ну вот. Он на самом деле за мной следит, – выпалилаКлавдия, с ужасом глядя, как меняется у него лицо. Черты подобрались изаострились так, что стало казаться, будто оно состоит из одних только острыхуглов. – Я засекла его еще раз, у своего дома. Он приехал раньше нас. Аназавтра был второй. Его я у булочной заметила. – Она тараторила все быстрей идаже для убедительности умоляюще прижала руки к груди. Непонятно почему, нобыло очень важно, чтобы Андрей ей поверил. – А сегодня у аптеки снова был тотже, что и в Отрадном. Правда, Андрей! Я ничего не выдумываю, я выросла вдетдоме, у меня просто замечательная память на лица.

Пока она тараторила, вся горечь и мерзость этого дня вдругподнялась из глубины и хлынула на Андрея.

“Я не хочу об этом вспоминать. Пусть это будет простоработой. Пожалуйста!”

Но сознание, словно издеваясь над ним, уже крутило всезаново – пустое женское лицо, грязная вода, капающая с мокрого белого свитера,запрокинутая безжизненная голова на спинке кресла прокуренных милицейских“Жигулей”, мертвая голая нога, с которой свалилась щегольская кроссовка,детские рисунки на стенах, запах нашатыря и волчий вой.

Человек не мог так выть. Это выл не человек.

Андрей посмотрел на притихших девиц. В этот момент он ихненавидел.

– Так, – сказал он спокойно. – И что? Того, который был убулочной, ты тоже узнала?

– Да. Да! – заторопилась Клавдия. – Они совсем не прячутся,ходят за мной и ходят. Я думаю, что они приняли меня за кого-то другого…

– А ты? – Андрей холодно посмотрел на Таню. – Ты тоже ихвидела?

– Только одного, – пробормотала Таня виновато. – Сегодня уаптеки действительно слонялся какой-то тип. То в одном месте постоит, то вдругом. Черт его знает, чего ему было нужно.

– Ты видела его впервые? – уточнил Андрей. Ему оченьхотелось чего-нибудь разбить, но он пока сдерживался.