Для того чтобы застраховать себя от всяких случайностей,Аленочкин попросил Майского никому не говорить, что он принимает личное участиев экспедиции. И вообще о том, что он улетел в Мексику. Майский про себяудивился, но, конечно, пообещал.

С внутренними авиалиниями в Мексике было плоховато, иАленочкину пришлось смириться с необходимостью тащиться через всю страну наколесах. Как ему сказали — обычное дело. Надеясь сохранить инкогнито, онотказался от туристических автобусов и решил ехать местным рейсом. Плодамисвоей осторожности он наслаждался уже десять часов кряду. Антикварный автобус,в котором оказался бизнесмен, по уровню комфорта находился где-то междукрестьянской телегой и фургоном покорителей Дикого Запада. Жесткие сиденья накаждом ухабе норовили выкинуть ни в чем не повинных пассажиров, стекла отчаяннодребезжали, салон заполняла удушающая смесь дорожной пыли и тяжелогобензинового запаха.

Давно отвыкший от бытовых неудобств, бизнесмен пребывал вскверном настроении. Мексиканцы же, напротив, чувствовали себя превосходно,весело гомонили и смеялись. Темпераментное южное солнце припекало, все цветавокруг казались нереально яркими, но у Аленочкина уже не было сил любоватьсякрасотой окружающего мира. Прислонившись затылком к оконному стеклу, он закрылглаза и вскоре задремал. Его спутники — молодой переводчик Паша Бочкин и биологСемен Железякин — нашли себе занятия по интересам. Железякин с неподдельныминтересом разглядывал пейзажи за пыльным автобусным окном, а Бочкин налаживалконтакт с местными жителями.

В автобусе находились еще несколько европейских туристов,которых по какой-то нелепой случайности занесло в мексиканскую глушь. Онивозбужденно переговаривались, размахивали камерами и фотографировали все подряд.

Когда Бочкину и Железякину предложили отправиться в Мексикув качестве сопровождающих Аленочкина, оба не раздумывая согласились. Уначинающего переводчика было вполне естественное желание пообщаться сносителями испанского языка, на котором он специализировался. Ботаник Железякинеще ни разу не покидал пределов родной страны, тропические растения знал посправочникам и лабораторным образцам и теперь жадно впитывал новые впечатления.

Еще в самолете Аленочкина стало беспокоить поведениеБочкина. Он опасался, что прыткий молодой человек станет жертвой собственнойнеуемной общительности. И не ошибся. Разговор Паши с пассажирами-мексиканцамистановился все оживленней, к нему стали присоединяться новые участники. Минутчерез пять спорящие объединились и, перекрикивая друг друга, стали что-тогорячо втолковывать Бочкину. Еще через несколько минут беседа велась уже наповышенных тонах.

Напрямую не участвовавшие в дискуссии мексиканцыподдерживали своих сограждан одобрительными выкриками. Обеспокоенныйнарастающим шумом и не понимающий ни единого слова по-испански, Железякин,воспользовавшись короткой паузой, нервно спросил:

— Паша, все в порядке? Почему они на тебя кричат?

— Все в норме, — улыбнулся тот. — Политикуобсуждаем. Тут так принято, не обращай внимания.

Но едва только успокоившийся Железякин захотелвоспользоваться советом, как разразилась буря. Высокий человек, сидевший черезпроход от спорщиков, поднялся с места и окинул переводчика высокомернымвзглядом.

— Ты! — воскликнул он и махнул рукой в сторону Паши. —Что ты о себе возомнил? — Он был похож на индейца, как их изображают вучебниках истории, и говорил по-испански со странным акцентом. Бочкин, судивлением рассматривая странного индейца, подумал, что вероятно перед нимсамый настоящий потомок майя. Или инков.

— Чертов гринго, думаешь, ты можешь вот так запросторазговаривать с нами? Какое право ты имеешь рассуждать о нашей стране,проклятый поработитель! — вещал индеец с величественным видом.

— Я не гринго, — начал оправдываться Паша.

— Ты мне не рассказывай! — перебил индеец. —Я вас, собак, нюхом чую!

— Гринго, — загомонили мексиканцы, которые, обретявожака, вмиг утратили былое дружелюбие. — Мерзкие северяне!

— А что это твой дружок там отмалчивается?! —возопил индеец, ткнув пальцем в плечо Железякина. Тот вздрогнул и повернулголову:

— Что вы в меня тыкаете, гражданин? — сказал онпо-русски, вложив в эту фразу все свое негодование. Индеец не понял смысла, нозвучание иностранного языка привело его в ярость.

— Вот о чем я говорил! Железная пята глобализациивытаптывает нашу многострадальную землю! — Речь аборигена удивительносмахивала на предвыборные дебаты.

— Мы-то здесь при чем? — взвился Паша, но индеецвеличественным жестом отмахнулся от него.

— Прихвостни мирового империализма! Мы не сдадимся! Даздравствует Мексика!

— Ура! — взорвался криками автобус.

Тут индеец-популист гордо вскинул к грязному потолкуавтобуса горбоносое лицо, закрыл глаза и затянул:

— «Мексиканос, аль грито де герра, эль асеро апреста иэль бридон!»

Пел он медленно, с чувством. Аудитория тихо и восторженноподвывала, преданно глядя на поющего.

— Что это? — спросил шепотом Железякин. — Чтоон поет?

— «Мексиканцы, на рев войны сталь готовьте, коня, и впуть…» Ничего не понимаю, — тревожно отозвался Бочкин. — Хотя…Мотивчик знакомый. Сейчас, сейчас… Вспомнил! Это же гимн.

— Может, встать надо? — испуганно поинтересовалсябиолог. — А то еще бить начнут.

— И правильно сделают! — подал голос проснувшийсяот пения Аленочкин. — Паша, я тебя, кажется, просил не устраивать нампроблем. Вот что он делает?

— Поет государственный гимн, — понуро ответилпереводчик.

— Чем нам это грозит?

— В лучшем случае выкинут из автобуса, — сообщилПаша.

— Ну, а в худшем? Учитывая, что певун этот все время внас рукой тычет.

— Могут убить. И снять скальп.

— Дикость какая, — поморщился Аленочкин, —зачем им скальпы? Тем более Железякина. У него разве что со спины…

Практически лысый Железякин, невзирая на трагичностьситуации, негодующе глянул на генерального спонсора экспедиции, но огрызнутьсяне посмел.

— А чего вдруг они так возбудились? — спросилАленочкин.

— Гринго мы, — ответил Паша.

— Кто?

— Гринго — белые, бледнолицые…

— Да? Пусть на себя посмотрят — по цвету как копченыекуры. Что нам по этому поводу — гимн России им спеть?

— Интересно, что они станут делать, когдадопоют? — задал вопрос по существу Железякин.

В этот момент индеец закончил петь первый куплет и сделалпаузу, чтобы перевести дух.

— Так, парни. — Аленочкин понял, что надодействовать решительно. — Надо мириться с аборигенами. Причем быстро, намтут еще жить и работать. Что бы такое сделать, чтобы этому Чингачгукупонравиться?